Оба — и Избранник, и жрец — были вне
его досягаемости, и это вызывало в нём гнев и отчаяние,
прорывавшееся даже сквозь всепоглощающую радость от ритуального
соприкосновения с Владыкой Первородного Огня.
Устало Колдун опустил руки, но так и
не открыл глаз, силясь разглядеть больше, чем просто зыбкий образ.
Самка ша положила голову ему на плечо, делясь своей Силой и
поддержкой.
И в тот же миг ему показалось, что
лёгкая ладонь легла на другое его плечо.
«... моё Дитя Чуда,
Первый наследник и старший
сын,
Ты, кто рождён из тьмы и
звёздного света,
Ты, кто владеет пламенным Сердцем
Мира...»
Любимый голос, серебристый, высокий,
звенящий, как одинокая струна в пустоте, как плач холодных звёзд
над пустыней, звучал далеко на границах его восприятия, хрупким
эхом вторя отгремевшим словам гимнов. Он почувствовал, как под
сомкнутыми веками выступили слёзы, и затаил дыхание, чтобы не
нарушить момент.
«Я так боюсь не уберечь, потерять
твоё наследие... О, если бы ты знала...»
Воспоминание о давних её словах,
которые она говорила ему, отчётливо вспыхнуло в памяти, как если бы
она, живая, сказала их ему теперь:
«Ты — всё и даже больше, чем я
смела мечтать, моё Дитя Чуда...»
Дыхание ша согревало, напоминая о
живительном дыхании Серкат. Никогда он не забывал её рук, её
родного присутствия, как никогда не забывал её мудрость. Но как
отчаянно ему не хватало Серкат, особенно в те мгновения, когда он
осознавал пределы своих сил и не мог преодолеть их даже во имя её
памяти!
«Помоги мне сохранить ещё часть тебя,
как не сумел сохранить тебя всю... Помоги спасти их, для
нас...»
«Кровь отзовётся крови. Боль,
гнев, отчаяние обернут к забытому... Животворное пламя, плавящее
хрупкую плоть, откроет пути...»
Он вдруг отчётливо увидел ступени так
хорошо знакомого ритуала, и огонь чужой крови горел на его пальцах
рубиновыми искрами. Но в миг, когда пришло осознание, —
ускользнуло, неумолимо истаяло из его восприятия яркое присутствие
Серкат.
— Нет, не оставь!.. — хрипло
вскрикнул он, хоть и знал, что она всегда остаётся с ним.
Но реальность возвращалась, по мере
того как стихали в ритуальном пространстве отзвуки отгремевших
здесь гимнов и отступали тени, оживившие лик Владыки Каэмит.
Маг судорожно вздохнул, тяжело
опершись на здоровую руку. Внутри было больно и сладостно; эти
ритуалы всегда словно вынимали сердце из груди, даруя так много и
пытая невозможным.