Олта открыла сразу. Она оказалась еще
не старой, стройной женщиной, которую навалившееся горе не согнуло,
а словно выпрямило. Выпрямило, да прихватило морозцем. Инеем
подернуло ресницы, волосы, выбелило лицо. Подсушило скулы, глаза.
Пропитало ее как соль. Не за один день, а за месяц или за два. Явно
не за один день.
- Я тебя знаю, - безжизненно
произнесла она, садясь напротив Дойтена за стол рядом с дочкой –
такой же белой на волосы, на ресницы и на лицо. Не седина тому была
виной, порода. А Цай-то горел рыжими вихрами... Значит, в мать
пошла дочка?
– Ты палач.
- Усмиритель, - поправил женщину
Дойтен, оглядывая скромную обстановку. Печь, сундук, пара топчанов,
табуреты, шкаф с немудрящей посудой. Вся жилая комната – десять на
десять шагов. Один стул, да и на том сидит он, Дойтен. Окно хоть
большое, и то хорошо. Все видно.
- За долгом пришел? – усмехнулась
Олта. – Я знаю. Цай все мне рассказывал. Ну, что помнил, конечно.
Двадцать медяков? Пока нет. Заплатит бургомистр жалованье и за
выслугу – отдам. Не заплатит - подождешь. Не велика сумма.
- Не нужны мне эти деньги, - мотнул
головой Дойтен и посмотрел на девчонку. Ни слезинки не было в ее
глазах. Сидела, нахмурив брови, смотрела на Дойтена исподлобья,
словно гадости от него какой ждала. Эх, надо было придержать пока
кисет на поясе, нашелся бы там один лишний леденец...
- Не нужны – значит, и разговора нет,
- потянулась женщина, поправила платье на груди. – Только в ножки
кланяться не буду. Чего вызнать-то хотел? Цая нет. Он в мертвецкой.
Не целиком, но прибран. Я уже была там. Бургомистр сказал, что
покуда с убийцей не разберутся, все его жертвы там будут копиться.
Что ж, там места много. Есть куда складывать.
Она замолчала в ожидании. Дойтен
снова скользнул взглядом по ее груди, заметил свежую, манящую кожу
на шее под белесой прядью, вспомнил, какой была та молочница, на
встречу с которой он рассчитывал. Да, пообъемнее Олты, но не
моложе. Да ведь не в молодости дело, а в нежности. В нежности и в
тоске, что бабу навстречу мужику толкает.
- Что смотришь? - не выдержала
наконец Олта. – Не нравлюсь? Уж прости, радость великая у нас, мужа
моего убили. К тому же голова раскалывается уже с месяц. Как
чувствовала…
- Предупредить я пришел, - наконец
буркнул Дойтен. – Дело ведь такое... Зверь или не зверь, в своем он
разуме или под заговором, но всякая тварь по следу идет. Кого
убила, того и след. Ты думаешь, зверь в мертвецкую за тем мясом,
которым он поживиться не успел, отправится? Нет, дорогуша. Он
придет к тебе в дом. И вот уж тут лучше ему дверей не
открывать.