- Все, -
проговорил Тис, рассматривая простенький, пусть и хорошо
прокованный клинок из обычного железа. – Прости меня, Фомх, за
обман. Но так будет луч...
Он осекся
на середине слова, замер, прислушался, скривился, словно хотел
зареветь, в самом деле выпустил слезы из глаз, одним движением
вонзил меч в земляной пол, чиркнул руками по его граням, присел,
скорчился, сжался в комок и уже кровоточащими ладонями, мазнув себя
по скулам, обхватил собственные плечи. И почти сразу – через
секунду или две - в солнечных лучах у входа заколыхался силуэт.
Невысокий мужчина со страшным, словно мертвым лицом встал дымным
столбом и начал медленно обшаривать кузницу взглядом. Скользнул по
горну, мехам, верстаку, свернутой в рулон циновке, торчащему в
земле мечу, но задержался не на скорчившемся в комок мальчишке, а
на попыхивающем над пламенем котелке, после чего развернулся и то
ли растаял, то ли удалился. Мальчишка просидел недвижимо еще пару
минут, дождался, когда внезапный холод рассеется, и только потом
вскочил, забрался на бочку, вытянул из-за стропила спрятанный туда
мешок, спрыгнул, схватил циновку, выдернул из земли меч-поделку,
выполз из кузницы через лаз за горном и пригибаясь, через кусты,
побежал к топи. Еще через несколько минут он уже шагал по зеленому
месиву, отталкиваясь жердиной от едва отмеченных вешками твердых
мест, пока в укрытии на небольшом островке его не настигло жжение в
левом предплечье, на котором появилось черное пятно и откуда начала
расползаться скручивающая тело боль. И уже там, вжимаясь в зеленый
мох, он дал волю слезам и, рыдая, принялся смазывать зловещую порчу
собственной кровью и шептать то ли заклинания, то ли жалобы на
судьбу...
Тис
выбрался с островка через три дня, когда стала привычной ноющая
боль в левой плече и во всем теле, долгие судороги ослабли до
мелкой дрожи, перестал подниматься дым над деревней, утихли крики
людей и ржанье лошадей. Когда у него кончилась в припасенной бутыли
вода, а лицо опухло от гнуса. Прихрамывая, мальчишка поднялся на
взгорок и увидел пепелище на месте кузницы, трактира и всех
деревенских домов и большую могилу у дороги. В свежий земляной холм
был забит кол с укрепленным на нем выкрашенным охрой тележным
колесом. По тракту полз обоз. Возницы испуганно крутили и качали
головами. У почерневшей, но уцелевшей телеги близ сгоревшего дома
Фомха была привязана оседланная лошадь. У сожженной кузницы стоял
человек. Обернувшись, он мгновение вглядывался в нежданного
визитера, затем обнажил меч и пошел в сторону Тиса. Сил убегать у
мальчишки уже не было. Он сбросил с плеч мешок, циновку,
вынул из ножен сверкающий клинок и встал так, как учил его
последний наставник.