— Я писал вам и высылал деньги. Я не мог прийти.
Грейя ткнула скрюченным пальцем в сторону спящего отца.
— Посмотри! Как думаешь, нушны ему твои деньги?!
Алекс медленно потянул носом воздух, успокаиваясь. Он не мог
назвать причину, по которой ушёл тогда из дома и не появлялся так
долго. Не мог сказать, как, кроме всего прочего, ему тяжело
находиться здесь, видеть дом своего детства и понимать, что теперь
ничего не будет, как прежде. И что всё, что он знал о родных,
перевернулось с ног на голову.
Но Алекс не желал, чтобы они погибали здесь в одиночестве,
забытые всеми.
— Может, заваришь чайку? У вас ещё остался тот, что я передавал
из последнего рейса? — примирительно спросил он.
Котелок на кухне закипал долго. Алекс сел на край табурета,
облокотившись о шаткий подоконник, и посмотрел в окно. Пытаясь
погреть что-нибудь из еды, Грейя все-таки застучала кастрюлями, а
потом поставила перед ним чашку, ту самую, с отколотым краешком,
которая когда-то принадлежала ему. Семнадцать лет назад!
На улице мгновенно потемнело. Пошёл дождь, сначала мерно, будто
гроза не решилась тревожить покой старого дома и спящего в соседней
комнате старика. Старика, с которым Алекс, может, больше никогда не
поговорит. Но и ждать нельзя… И дождь разошёлся сильнее, начал
заливать струями мутное стекло. Сверкнула молния.
— Мы не уедем, Алекс, — повернувшись и вскинув голову,
заговорила мачеха. Запавшие глаза блестели на высохшем лице. — Все
уехали. Гисри уехали уш, верное, с месяц как. Дорены, что напротив,
тоше. Собрали пошитки — и к родственникам на Юшный. Все бегут. А мы
— не уедем.
Да она такая же упрямая, как и отец.
— Вы погибнете здесь! Будет война, понимаешь?
— Не померли в Летний Мятеш, не помрём и сейчас! А нет — так
туда нам и дорога, — она глянула на улицу, отодвинув край
занавески. — Тебя там шдут.
Алекс отпил глоток горячего чая и с досадой поднялся. Отец,
похоже, и впрямь не переживёт это плавание… Иначе он забрал бы их
сейчас насильно, что бы мачеха там не бормотала! Ладно, отец. А с
ней что будет?
— Матушка, послушай меня. Ещё есть время, недели две точно, — он
подошёл и взял её за руки. — Я отправлю к вам лекаря из столицы,
пусть посмотрит, и вы сможете уехать вместе с ним. Хорошо? Я не
оставлю вас одних.
— Ступай, ступай. Пришлю весточку, если отцу станет лучше, — она
отвернулась, будто пряча слёзы.