— Не
виноват он, сама знаю. Только лучше бы ему не родиться…
— То,
ваша светлость, не нам решать, — вымолвил Гуннар.
Ожидаемо
накатила усталость, кости разом заныли, словно с коня он свалился
только что. А ведь до этого не чуял. Поднявшись с полости, Гуннар
поднял свой нож, которым обрезал пуповину, закончил то, что княжна
начала с постромками мертвого коня. Обрезав лишнюю упряжь, связал
ремни и кое-как перепряг успевшего успокоиться мерина.
Боревская
следила за ним, прижимая ребенка к груди так, что и не отнять,
пожалуй. Руки ее, словно сами по себе, гладили ткань плаща, темные
косы, выбившись из-под меховой шапочки, змеились по плечам. Краем
глаза Гуннар заметил, как княжна расстегивает свитку, прикладывает
ребенка к груди, прикрывая его сверху полой. Отвернулся, заметив
возмущенный взгляд, спрятал улыбку. Несдобровать князю. Такая
волчицей загрызет. За позор ли, за ребенка… А он, Гуннар, поможет.
Стало темнее — луну заволокла свинцово-серая туча. С неба, плавно
кружась, полетели крупные снежинки, не тая на мертвых лицах,
конской и волчьей шерсти. Гуннар постоял над Конрадом Кригсом,
бывшим студиозусом, капитаном наемников, бродягой и верным
товарищем. Закрыл слепо глядящие в ночное небо глаза. Снял на
память с пояса капитана чеканную фляжку. Прикрыл глаза и
Марвину-чернявому. Сташек, для которого первое дело у капитана
Конрада оказалось последним, остался где-то там, на склоне холма,
как и служанка княжны. Ловчего Яцека не стал даже переворачивать.
Сзади подошла княжна, глянула вопросительно, прижимая к груди серый
сверток, и Гуннару подумалось, что славно было бы ребенку пойти в
мать — даже измученная, Боревская была хороша красотой сильного
хищного зверя.
— До
Логова вас довезу, — помолчав, сказал Гуннар. — А там, как знаете.
Возьмете с собой — пойду. Нет — сам до князя доберусь.
— Он тебя
ждать будет, — глухо ответила княжна. — Не так надо. Со мной
пойдешь. И вернешься потом тоже со мной. Я от Логова людей пришлю,
чтоб тела подобрали. А нам исчезнуть придется. Надолго исчезнуть.
Пойдешь со мной, наемник?
— Сорс.
Меня зовут Гуннар Сорс, ваша светлость.
Глядя в
глаза, она протянула ему руку, и Гуннар, склонившись, коснулся
губами холодной бледной кожи. Усадил в сани, накрыл до шеи все той
же полостью, подоткнул. Привалившись к бортику, она смотрела вдаль
невидящими глазами, а где-то в глубине меховых складок посапывал
новорожденный княжич Боревский.