С дальних рядов
послышались разочарованные стоны.
— А на какую
именно тему, Валентин Петрович? — с придыханием спросила Катерина и кокетливо накрутила
на палец блондинистый локон.
— Удивите меня,
— слишком чувственно для преподавателя проговорил Залесский. — Даже не так.
Давайте поступим иначе: каждый из вас набросает небольшой рассказ и не подпишет
листок. А я попробую угадать, кто автор. Договорились?
Это немного
расшевелило аудиторию.
Нам выдали по
листку бумаги и ручке, остальное попросили убрать со столов. Валентин
пристально наблюдал за каждым, точно хищник, притаившийся за учительским
столом. Кажется, он сканировал нас своим взглядом, проникая в самую душу.
А я наблюдала за
ним. За его движениями, речью, повадками. Даже когда он встал и подошел к окну,
мечтательно уставившись вдаль, я продолжала смотреть, словно впитывая его,
запоминая образ.
Пошло полчаса, а
на моем листе не появилось ни строчки. Спохватившись, я все же взялась за ручку
и непривычно косым, размашистым почерком принялась писать:
Я твоя верная спутница и помощница. Ты и дня прожить
не можешь, не прикоснувшись к моему телу. Ты почти мой раб и даже больше…Мои
гладкие бока сводят тебя с ума, ты касаешься их длинными сильными пальцами, чуть
поглаживаешь подушечками. Мне немного щекотно, но я не могу засмеяться. Я жду
другого. Когда ты коснешься своим чувственным ртом моего заветного местечка.
Проведешь по нему губами, чуть лизнешь кончиком языка. И я отзовусь на этот
немой призыв. Что-то во мне щелкнет, тугая пружина раскрутится внутри, приводя
в полную готовность. О, да! Только ты умеешь одним касанием завести меня с
пол-оборота. Я коснусь едва заметной щетины на твои щеках, задумчиво обведу
контуры уха. А после, покорная тебе, начну дикий и буйный танец, полный
страстного огня. Оставлю влажный след на твоих пальцах и губах. А ты
почувствуешь мой вкус: немного терпкий и сладкий, как марочное вино. Я знаю о
тебе все, даже самые заветные и запретные мысли и дикие желания. Мне ты можешь
доверить все. Вместе мы вознесемся к вершине, сроднимся в едином порыве и
унесемся в неведомые дали. Ты — мой верный писатель. И я — твоя преданная
шариковая ручка.
Свой лист я
отдала одним из последних. Не знаю, что на меня вдруг нашло – наверное, оно
самое, вдохновение, о котором тоже многое слышала, но никогда не испытывала в
реальности. ВалентинЗалесский перетасовал все листы, подобно колоде карт, и
начал читать с верхнего. При этом выражение его лица почти не менялось. Он лишь
изредка вскидывал голову и называл фамилии. Похоже, он неплохо изучил нас,
прежде чем вести занятия. Потому что угадывал почти всегда.