— Разболтался я не по делу. Возвращаться надо, не ровен
час простудишься, девица. Ветер-то горный коварен.
— Да откуда ж ветру здесь взяться, стены кругом, —
отмахнулась от слов духа и дальше по тропке каменной пошла. — А там что, в
конце тропинки этой?
— А ничего тамочки интересного для тебя нету, — загородил
мне дух путь и замахал руками, словно мельница ветряная. — Ты хотела на свежем
воздухе посидеть, так и сиди. И скамья вон для этого дела есть, — Огневик
указал под одну из яблонь.
Бросила еще один взгляд на вьющуюся тропку, кивнула.
Прошла, куда Огневик указывал, устроилась на каменной
скамье, нагретой за день лучами Отца-Солнца, вскинула голову, подставила лицо его
ярким рукам. Они ласковыми прикосновениями-поцелуями касались щек, губ, лба и носа.
И сладко-сладко пахло яблоневым цветом.
— Отчего же хозяин вулкана кому-то и садик позволил
устроить, а меня с кухни прогнал? — протянула задумчиво.
— Была тут одна девица… — ворчливо Огневик отозвался.
Замерла, боясь пошевелиться. А ну как передумает
рассказывать?
— Слез пролила столько, что впору ими все долины затопить.
Молила хозяина позволить ей букеты из трав и цветов собирать, чтоб о прошлой
жизни не печалиться. А он и согласился. Какой в цветах-то злой умысел может
быть? Сказала она, какие цветы ей нужны, хозяин мне велел их достать. А среди
цветов-то смертоносные оказались, девица возьми и сделай яд. Для себя и
хозяина. В день обряда, дурная, сама выпила да ему предложила. Хотела от чудища
из-под горы будущих невест избавить, да только ведь… да только хозяину никакой
яд вреда причинить не может, огонь-то все выжжет, а вот обряд едва завершить
успели, пока девица того-самого… — Огневик умолк,
но и без того ясно было, чем дело закончилось.
— Не Радой ли ту невесту звали? — приоткрыла один глаз и
посмотрела на Огневика. Я-то думала, он мне про ту расскажет, что садик
устроила, а хитрый дух вон как решил.
— Знала ее, что ли?
— Помню, как заезжие торговцы сказывали: в селении с
южной стороны вулкана пять лет тому назад невестой дочь лекаря отдавали.
Говорили, рыдала так, что долго еще ее плач окрест с гор доносился.
— Правду сказывали, — согласился дух. — Да только слезами
тут не поможешь. Ими Огонь-то Изначальный не затушишь, как ни старайся.
— И что же, боится хозяин вулкана, что я его отравить своим
хлебом попытаюсь? Или, того хуже, сама к богам отправлюсь? Да только я слово
свое всегда держу, а хлеб никогда отравой не оскверню.