Я охнула только, когда она коснулась рукава платья, и оно
вмиг в пепел обратилось. Осознать не успела, что предстала перед хозяином вулкана
в чем мать родила, а его жадный пылающий взгляд заскользил по обнаженному телу,
побежал раскаленными сполохами по каждому кусочку кожи.
— Хороша у меня супруга, — произнес серьезно, когда вновь
заглянул в мои глаза, а потом накрыл ослабшее после болезни тело своим —
здоровым и крепким, сжал лицо ладонями, подарил еще один поцелуй жгучий.
Отвечала ему, чувствуя, как внутри все сладко сжимается,
а его огненные умелые руки уже заскользили по коже, гладя, обнимая, посылая
жаркие лучики в самые потаенные уголки тела. Думала, что руки кузнеца — загрубевшие
от тяжелой работы, но почти сразу поняла, что ошибалась. Не только огонь да
железо хозяину вулкана подвластны были.
Ласково прикасался ко мне, но настойчиво. Шея, грудь,
живот, бедра — ничто без внимания не осталось. И там, где руки и губы хозяина
вулкана проходились, в теле вспыхивали искорки, пламенные огоньки удовольствия.
«Да ежели так бывает, то за такое и умереть не жалко», —
промелькнуло в мыслях.
Приподнялся чуть надо мной, заглянул в глаза, словно разрешения
испрашивая. Коснулась его щеки, а он возьми и поверни голову, чтоб ладонь
губами обжечь. Внутри будто что сжалось. Сморгнула набежавшие слезы, обвила
крепкую шею хозяина вулкана, привлекая к себе. Видела, как вспыхнул его взгляд,
от которого и сама едва не запылала.
А потом кольцо огня подступило ближе, окружило ложе, отделив
нас от остального мира, оставив вдвоем. Взвивались вверх локоны пламени,
закручивались завитками, изгибались причудливыми узорами так, как никогда
обычному огню было не под силу.
— Редрик… — хрипло шептала, собирая губами аромат его
кожи.
— Лисса… — вторил мне хозяин вулкана, а кончики его
длинных волос щекотали мою грудь.
И чувство было такое, что оба горим, что сам Изначальный
Огонь бежит в крови.
В какой-то миг поняла — больше
не вынесу. Умру. Прямо сейчас. Но сладкая то будет смерть. Внутри будто что
росло, трепетало, отзывалось в теле пьяной дрожью, готовое сперва вспыхнуть и сжечь дотла, а после — то
ли возродиться из огня заново, то ли стать пеплом, раствориться на губах
хозяина вулкана.
В один миг с ним хрипло прошептали имена друг друга в
последний раз и под веками вспыхнули искры. Мнилось, будто падаю в колодец
бездонный, а на дне его ревущее пламя. Яростное. Дикое. Необузданное.
Бескрайнее. Очищающее. И когда струи его по телу побежали, веки странно
отяжелели, и словно сама кровь замедлила свой бег. И боли не было, только
ощущение бесконечного восторга, беспричинной радости и полного счастья.