— О, Питер! — воскликнула она и покачала головой. — Ты прощаешь его
— человека, который желал твоей гибели и охотился за тобой!
Придвинув низкую скамеечку к креслу, Арабелла присела на нее и
положила голову мужу на колени:
— Есть ли на свете кто-то благороднее и великодушнее тебя!
— Я рискую разочаровать тебя, — улыбнулся Блад, прикрывая глаза. —
Не могу утверждать, что я в полной мере наделен добродетелью
всепрощения. Твой дядя даже не подозревает, насколько он должен
быть тебе благодарен... — Он замолчал, перебирая пряди ее волос. В
памяти всплыли слова, вырвавшиеся у Арабеллы во время болезни, и
Питер прошептал: — Ты, любовь моя... Только ты.
следующий день после боя с французами.
Потолок над головой грязно-серого цвета. Он покачивается и
норовит подернуться зыбью. Как море. Неприветливое северное море.
Штукатурка местами облетела, а длинная извилистая трещина кажется
Хагторпу похожей то на Эйвон, то на Риу-Негру. Но ему грех
жаловаться — госпиталь переполнен, а он лежит в отдельной
комнатушке, пусть и размерами меньше его каюты в бытность
лейтенантом Королевского флота. Хагторп старается удержать взглядом
колеблющуюся трещину, но это не так-то просто. В голове, как на
деревенской ярмарке, устроили состязание молотобойцы, а сломанные
ребра немилосердно казнят при каждом вздохе. Но больше всего
донимает правая рука. В полузабытьи она представляется огромной и
будто деревянной...
«Все закончилось, Нат, мы победили!» — слышит он взволнованный
голос Джереми Питта.
Все закончилось, но к этому надо еще привыкнуть... Он переводит
взгляд на сидящего возле постели Питта. Его рука — тоже правая — в
лубках. Хагторп уже знает про отчаянную храбрость штурмана,
ринувшегося на француза. С саблей против топора... Пожалуй, Питер
обязан Джереми жизнью. Хагторп хмыкает: тогда получается, что и он
сам — тоже.
«А Питер теперь важная птица».
Питер — в гудящей голове Хагторпа пока не утвердилось, что
теперь ему следует обращаться к своему капитану «Ваше
превосходительство», — так вот, Питер заглянул в госпиталь сегодня
утром. Несмотря на все заверения присматривающего за ранеными
врача, он сам сменил повязки, и от Ната не укрылось, как озабоченно
он хмурился при виде воспалившихся ран. Однако, заметив в глазах
раненого вопрос, Блад высказал надежду, что все обойдется, и
Хагторп не потеряет ни руку, ни способности ею владеть.