***
В сумеречной прохладе лимузина трудно
поверить, что приближается полдень. И печатные буквы на странице
выглядят слишком серыми, окончательно отравляя удовольствие от
чтения, и так не слишком большое.
- Книгу можно было оставить дома.
- Я должен выбрать тему для дипломной
работы. До конца каникул.
Мамин взгляд показательно наполнился
недоверием. Практически подозрением. Почти оскорбительным.
Не то, чтобы я врал… Нет, всего лишь
вытянул на свет божий очередную удобную правду. Признаться, мысли
об учебе посещали меня на протяжении последних каникул не чаще
одного раза в неделю. Зато другие преследовали неотступно:
приходилось прогонять, и нудное чтиво для этой цели подходило как
нельзя лучше. Вернее, нудным оно казалось поначалу, а потом
приобрело даже некоторую прелесть. В моих глазах. Потому что глазам
Элены-Луизы Линкольн, вынужденной время от времени наблюдать за
моими занятиями, происходящее явно не нравилось.
- Мы же говорили об этом меньше часа
назад, не так ли? Или я не должен был воспринимать сказанное
буквально?
Она не ответила, демонстративно
отворачиваясь к тому же окну, в которое увлеченно пялился всю
дорогу мой младший брат.
Вниз по
камино[2] Анилья, до поворота на
кайе[3] Примо, откуда уже рукой подать до
собора Девы Марии Заступницы, священнейшего места в Санта-Озе.
Единственного места в Вилла[4] Баха –
Нижнем городе, куда жители Верхнего покорно снисходят день ото дня.
Говорят, храм поначалу собирались перенести выше, на склоны
Сьерра-Винго, но то ли против был явлен истинный знак божий, то ли
геодезисты, несмотря на все посулы и угрозы, не смогли отыскать в
горах площадку, способную принять на себя тяжесть двухсотлетнего
здания. И его непревзойденную красоту.
Я не видел других таких же соборов.
Да и вообще не видел, если честно, но готов был спорить с кем
угодно, вплоть до рукоприкладства, что здешнее земное прибежище
богоматери – прекраснейшее в мире. Ну или хотя бы на континенте.
Девственно-белые стены, возносящиеся к небесам, стремительные
шпили, упирающиеся в облака, гирлянды мраморных цветов и
стрельчатые окна, льющие свет на молящихся… Таким он предстал
передо мной в первый раз, и таким же оказывался снова и снова.
Неизменным, а значит, вселяющим надежду даже в того, чью веру уже
не реанимировать.