— Дорога долгая, Ась, — Влад пытался давить на ее чисто женскую
жалость, единственное слабое Настино место. – Почти сутки в машине,
потом – неизвестно.
— Сутки? – Настя сморщила лоб недоуменно. — От Белогорья до
Ярославской области? Почему так мало? Или у тебя не машина, а
вертолет?
Ясно. Стрелки перевела, ее излюбленная манера. Беринг тихо
вздохнул. Он пытался, и совесть чиста, ничего не поделать теперь,
нет у него против любимой оружия. Хорошо лишь, что сама его юная
супруга об этом еще не догадывалась совершенно. Пока.
А Настя пыталась припомнить, сколько времени заняло их
путешествие осенью прошлого года – и не смогла. Все, что отложилось
в ее памяти от той дороги – только страх, целый ворох тревог и
бесконечная усталость. И тонким лучиком теплым в той тьме:
неожиданная доброта самого Влада и трогательная забота о всех
них.
Теперь же она – настоящая его жена, не фиктивная. Подруга,
возлюбленная, спутница. И ее очередь была заботиться о своем
восхитительном муже. Она и заботилась: скармливала Владу
приготовленные загодя бутерброды, наливала горячий крепкий травяной
чай в его личную термочашку, не беспокоила его на заправках, когда
он откидывал голову и закрывал устало глаза.
Влад был словно железный: достаточно было десятка минут,
короткой передышки, и вот они снова в пути, и потоки огней
навстречу, шорох колес по дороге, гул машин.
Настя весну не любила, по крайней мере – такую вот, раннюю,
когда на обочинах лежат еще клочья грязного снега, размытые тени
деревьев, напоминающих почему-то ей кладбище, и потоки мокрой грязи
дорожной на стеклах машины. Серые дороги, серые поля, серые от
грязи автомобили вокруг. Даже солнце светило как-то зло и
тускло.
Но рядом с Берингом все кардинально менялось, словно обретало
осмысленность и глубину. Она готова была ехать с ним вот так вечно,
не обращая внимания на затекшие ноги и уставшую спину.
К Глухаревке подъезжали уже ранним утром. Мокрая унылая деревня
по-прежнему не вызывала у Насти никаких приятных воспоминаний, зато
Ванька весь извертелся на заднем сиденьи. Правильно она мужу
сказала: какой-никакой, а это его родной дом, до их отъезда в
Урсулию другого он и не знал никогда. Здесь прошло его детство.
Каким оно было? Не им совершенно судить.
Джип Беринга, переваливаясь как утка, на глубокой и коварной
колее, заполненной смесью грязного льда и воды, свернул на
единственную деревенскую улицу и остановился у сломанного и
обугленного забора. Настя ахнула пораженно, выскочила из машины,
тут же провалившись в лужу едва ли не по щиколотку. Сдавленно
выругался Ванька. Витиевато, как взрослый мужик.