— Я влюбилась в него — влюбилась без
памяти. Уже после узнала, что это — крайне важное условие для
успешного обращения. И когда Слава предложил мне жизнь, о которой
никто не смеет и мечтать, я подумала о браке, о загородной усадьбе,
о дворянском титуле и тому подобной ерунде. Все, что нужно было
сделать — позволить поцеловать себя в шею. Признаюсь честно, я
буквально с первой встречи грезила о куда большем, но что такого в
простом невинном поцелуе? Когда же он укусил меня, я в ужасе
побежала домой. До последнего не верила, что мой возлюбленный —
вампир. И не понимала, что со мной происходит. Почему бросает то в
жар, то в холод, а сердце то рвется из груди, то замирает до полной
остановки. Но зато остальные все прекрасно понимали. Мать с отцом
первым делом привязали меня к лавке — точно перед поркой, а пороли
меня нещадно, с особым наслаждением и за малейшую провинность.
После сунули в рот серебряную цепочку, придушили связкой чеснока и
побежали за старостой. По закону тот должен был сообщить о
случившемся в тайную канцелярию — они бы сами во всем разобрались,
но селяне... еще не очень-то доверяли новой власти. И решили
поступить согласно дремучим суевериям — уложили в гроб, приколотили
гвоздями к доскам и вогнали в сердце осиновый кол. Но то ли
промахнулись, то ли я уже обрела бессмертие, но убить так и не
получилось. Зато я помню каждый удар, Трофим, — Карина приложила
пальцы к груди в том месте, где остался едва заметный шрам. —
Каждый плевок в лицо. Каждое ругательство. Каждый брошенный камень.
В том числе и руками родителей.
— Отвратительно.
— Но это не самое страшное. Между
обращенным и обратившим образуется особая связь. Вячеслав не смог
стерпеть моих мучений и бросился на помощь, несмотря на яркий
полдень. Солнце не убивает нас мгновенно, но слепит и сильно
ослабляет. Мы — ночные существа, и плохо видим днем.
Я кивнул — наверное, картина примерно
та же, когда включаешь прибор ночного видения под яркой лампой.
— Он пришел, когда мне уже готовились
отрубить голову ржавой лопатой. Бабы и дети сразу разбежались, а
мужики почуяли кураж. Мучения ненавистного упыря для них слаще
водки, вот и задумали одним махом избавиться от обоих. В честном
бою Слава уложил бы всех, да только сражаться честно никто не
собирался. Когда он отвлекся, в него выстрелили серебряной
картечью. Два патрона в затылок, практически в упор — никаких
шансов спастись. Я заревела, закричала, умоляла оставить нас в
покое. Тогда разгоряченные победой палачи посчитали, что
обезглавливание — слишком быстрая расправа над такой мразью, как я.
Мразью, что предала семью, общину и легла под врага всего рода
людского. За околицу быстро натаскали дров и облили смолой, а меня
привязали к столбу и подожгли. Я горела живьем несколько минут —
поленья толстые, влажные, занялись не сразу. Сперва опалили пятки,
потом — ноги и живот, затем — все тело. На мне не осталось ни
единого живого места — сплошная черная корка. Я орала не своим
голосом и корчилась так, что кости вылетали из суставов. А мужики
смотрели и хохотали, пуская пузырь по кругу. Кто-то даже пошутил,
что перед казнью пустить по кругу стоило меня — ходят слухи,
вампирши крайне горячи в постели. Но вряд ли такие же горячие, как
я в тот момент... — девушка глубоко вдохнула, сбираясь с мыслями. —
А потом перегорели веревки, и я убила всех до единого. Разорвала на
куски вот этими вот руками. Кровь, что попадала на кожу, избавляла
от боли и залечивала ожоги. Поэтому я особо не сдерживалась и
работала когтями, как в последний раз. Поэтому мне ни в коем случае
нельзя пить кровь, иначе... это безумие повторится вопреки моей
воле. И ты уже видел, что тогда произойдет.