Вайлет стиснула зубы, но промолчала. Понимала, что
если начнёт этот спор, то вряд ли сможет остаться спокойной. По словам Чарльза
получалось, что жестокость — это нормально, и вмешиваться в это ни к чему.
Причём даже в явные проявления несправедливости? Ладно, пусть он считал, что
вампиру защищать людей от вампиров — всё равно, что человеку пытаться
останавливать других людей от истребления животных. Но ведь в рассказанном им
примере речь шла не о банальном пропитании, а о жестокости ради удовольствия.
Да, бывало, что люди тоже выплёскивали свою гниль на беззащитных животных, но
почти все, кто окружал Вайлет, однозначно осуждали это. И по возможности
вмешивались.
— Судя по тому, что твои обращённые согласились
убивать людей, ты выбираешь как раз тех, кто способен на жестокость, — перевела
тему она. — А что это, как не демонстрация силы, за которой скрывается слабость
духа?
— Убийство не всегда означает слабость духа. Иногда
даже силу. Я выбираю тех, у кого есть характер. Личностей. В тех, кто самоутверждается
за счёт слабых, упивается властью или ударяется во вседозволенность, нет
характера, за него лишь выдаются комплексы. Мне это неинтересно.
Вайлет неосознанно примерила эти его слова на себя —
ведь Чарльз её, получается, тоже выбрал?..
Как она ни пыталась отогнать это чувство, но где-то
глубоко в подсознании ей было приятно, что вампир считал её достойной
личностью, наделённой сильным характером… Пожалуй, даже слишком приятно.
Необъяснимо и непростительно. Особенно после всего, что уже было.
— Тогда почему ты выбрал Уильяма? — Вайлет поспешила
перебить эти мысли, а лучше, отвлечься от них так, чтобы больше и не думать. —
Разве спрятаться и смотреть, как убивают твоих друзей — признак сильной
личности?
— Не поверишь, но в его случае да, — усмехнулся Чарльз.
— Вовремя отключить эмоции и следовать холодному рассудку, да ещё и в настолько
сложной ситуации… Не думаю, что так смогли бы многие, тем более, в его юном
возрасте. Я сам не сразу поверил, сначала принял за шок или за трусость и
неумение сориентироваться. Но потом понял, что Уильям делал всё осознанно. Не
скажу, что он ничего не испытывал, глядя на смерть друзей. Я ведь видел, что
это не так. Но было бы глупо, самонадеянно и бессмысленно бросаться, пытаясь их
спасти. Как и обнаруживать себя. Потому он молча просидел в своём укрытии ровно
столько, сколько нужно было, а потом покинул тот пригород. Ещё тогда я заметил
в нём ту черту, которая заинтриговала меня и заставила следовать за ним. А
потом лишь убеждался, что мне не показалось.