В мертвенном свете очередной вспышки
Дитрих увидел, как один из упрямо преследующих его пепельных
смерчей вдруг начал обретать формы человеческой фигуры.
Какой-то худощавый подросток. Лицо —
сплошное кровавое месиво, правая рука сломана, висит плетью.
В реальной жизни Дитрих не боялся
никого и ничего, но сейчас его вдруг пробил холодный пот. Фантом,
продолжая набирать детализацию, шагнул к нему, пытаясь что-то
сказать, но на разбитых губах лишь пузырилась пена, а из горла
рвались хриплые, булькающие звуки.
И, тем не менее, он узнал его,
невольно отступил на шаг, озираясь, припоминая эту улицу.
Подумал о детстве, блин… Вспышка
непрошеных воспоминаний пронзила, как разряд тока, парализуя
мысли.
Чистой воды захотел? — голос в
голове явно глумился, давая Дитриху вновь почувствовать себя
пятнадцатилетним подростком, остро вспомнить тот день, когда он
решал свои первые проблемы, завоевывая место во главе уличной
банды, таких же, как и он, малолетних преступников.
— Помнишь… меня?..
— Убирайся! — сипло выдавил
Дитрих.
Призрак не исчез. Напротив чем больше
ему уделялось внимания, тем более натуральным он выглядел.
— Пошел прочь!
Дождь все хлестал и хлестал. Из
пепельных смерчей начали формироваться образы тех, кого он давно
забыл, похоронил в недрах сознания, не мучаясь совестью, ибо
человеку свойственно оправдывать свои поступки, придумывать ложь и
начинать в нее верить, мол, иначе было нельзя, так было правильно,
я должен был так поступить…
А потом все забывалось, тускнело,
замещаясь более свежими и яркими впечатлениями.
Так пролетела жизнь. Будь проклята
эта "Абсолютная Память"! Дитрих всегда руководствовался принципом:
нет человека — нет проблемы. Сколько подобных эпизодов хранят
глубины рассудка — не счесть. И что они теперь все явятся ко
мне?!
Семь дней?! Да я и часа не
продержусь! — панически думал он, озираясь, замечая все новые
и новые пепельные смерчи, зарождающиеся прямо на глазах, — от
них стало тесно.
Меньше всего Дитрих желал провести
свое короткое заключение в личном аду, перебирая смертные грехи,
рассматривая сквозь увеличительное стекло черные пятна биографии,
коростой покрывающие совесть.
Он бы хотел, но не мог припомнить
ничего светлого, не связанного с дурными поступками, ведь его жизнь
представляла собой долгий, кровавый и беспринципный путь вверх, к
богатству, власти и мнимому благополучию.