– Манс… настоящий! Я их лет семьдесят не
видела…
– Мекса, тебе и двадцати нет, ты что
говоришь…
– Я-мы, – смутилась она. – Мы. Отец не видел. Дед
ещё застал. Ай, потом объясню. Это же манс!
– Да поняли уже! Что за манс?
– Проводник.
– Мекса, я тебя стукну когда-нибудь, вот клянусь!
Объясни уже толком.
– Мансы всегда в Лесу жили. Порождения магии.
Изначальной. Магия уходит, мансы уходят. Люди ещё давным-давно от
них манчей вывели. Только ваши манчи уже без магии: глупые,
ленивые. А диких мансов давно не видели. Они проводники. Только
сами выбирают, кого вести.
– Куда вести-то?
– Вообще, – пожала плечами Мекса. – По
жизни.
Объяснила, так объяснила.
– А в Академии он откуда взялся, раз их даже в Лесу
не осталось?
– Пришёл. Или возник. Значит, была необходимость. У
тебя, Ардина.
– Не-не, погоди, а я-то тут при чём? Он ко мне
случайно залез, и даже хорошо, что в сумке спрятался, вот тут на
природе и оставим…
Чёрные ушки навострились, показался хвост. Тварюшка
осторожно выбралась из корзины, затаившись за ней. Затем медленно,
не спуская с нас глаз-бусинок и перебирая тонкими лапами, добралась
до моей сумки и скрылась в её недрах.
– Не случайно. Он тебя выбрал. Как носителя такой
же магии.
– Э-ээ… И что мне с ним делать теперь?
– Ничего. Кормить. Они неприхотливые.
– Неприхотливые! – взвыл Хельме, уже копаясь в
корзинке и оценивая ущерб. – Печенье-то моё первым делом
сожрал!
Сумка тихо икнула и окончательно
успокоилась.
Хельме зря переживал – дядюшки еды не пожалели, как
в трёхдневный поход собрали. Нашлись там и нетронутые бутерброды, и
питьё, и даже пирожные в картонной коробочке. Всё сладкое отдали
страдальцу на диете. А потом ещё долго лежали на солнышке,
жмурились от счастья и отгоняли бабочек.
– О чём думаешь, Ардин? – пощекотал мне лицо
травинкой Хельме.
– Да вот думаю, как всё странно обернулось… То
никого у меня не было, ну, Беата только, а то разом и вы, и
Интальд, и дядюшки появились. И ещё вот чудище шерстяное
приблудилось… А мне всё не спокойно.
– Тебя твоя магия тревожит? Ты вроде
справляешься…
– Да не… Она тоже, но больше другое. Интальд
сказал, что лет двенадцать назад у него будто все связи с нашим
родом оборвались. Меня одну не почувствовал, но я и «запечатанная»
была. Тогда же я в приют угодила, а что до этого было – совсем не
помню. Что такое могло произойти? Просто если разом вся родовая
связь оборвалась, то… ну, знаешь… я, конечно, всякое передумала,
но… как так может быть, чтобы умерли все разом?