Не знаю, что на меня нашло. Мало
того, что впала в такой пафос, так ещё и приплела обещание, похожее
на то, каким в "Анжелике" Жоффрей де Пейрак пугал приговоривших его
судей. Фа Хи на мгновение прикрыл глаза — ещё не видела учителя
настолько выведенным из обычного состояния невозмутимости. Кагана и
каганшу вроде бы удивила моя страстная тирада, а Бяслаг-нойон
вскинул голову и просверлил меня испепеляющим взглядом, в котором,
мне показалось, мелькнул страх. И, уже не в состоянии остановиться,
я направила указательный и средний пальцы в свои глаза, а потом
ткнула указательным в темника, изображая жест "я не спущу с тебя
глаз", каким мы часто развлекались в школе. Темник в бешенстве
подскочил, каган угрожающе подался вперёд, но тут заговорил Фа
Хи:
— Мой ученик... Марко говорит правду,
великий хан. Сунь Ливей появился в нашем монастыре без приглашения,
но тьяньши той же ночью отослал его прочь, отказав в приюте.
Нападение на монастырь было неправомерным. Жизни моих братьев и
учеников загублены напрасно.
— Хан ханов... — начал было Бяслаг,
но каган что-то рыкнул сквозь зубы и, смерив нас с Фа Хи мрачным
взглядом, распорядился:
— Этих двоих увести.
К нам тотчас подскочили стражники и,
подхватив под руки, потащили прочь. Прежде чем меня выволокли за
порог, я ешё видела Бяслаг-нойона, снова упавшего на колени перед
троном.
Из тронного зала нас доставили
прямиком в «камеру», отделённую от внешнего мира решёткой от пола
до потолка, и, сняв оковы, удалились. Я начала растирать ноющие
запястья и, поймав взгляд Фа Хи, фыркнула:
— Что? Сам ведь говоришь, я не умею
держать язык за зубами, так что всё равно бы выдала, что не немая,
рано или поздно.
Но учитель только покачал головой и
опустился на пол. Я села рядом, подогнув под себя ноги, и вдруг,
глянув на саднившие запястья, вспомнила:
— Браслет, которой подарил Вэй... так
и остался у Жу... а у меня теперь нет даже памяти...
Перед глазами возникло мёртвое лицо
моего гэгэ, потускневший взгляд и, захлебнувшись словами, я
разревелась, закрыв лицо ладонями... и слабо вздрогнула,
почувствовав на плече руку Фа Хи. Приобняв, он мягко привлёк меня к
себе, и, судорожно вцепившись в одежду на его груди, я зарыдала ещё
горше. Учитель ничего не говорил, не пытался меня утешить — просто
держал так, в полуобъятии, позволяя выплакаться. И лишь когда мои
рыдания перешли на всхлипывания, тихо проговорил: