— Наплыв гостей
пока стих. Весь персонал уже на кухне, Павел Леонидович.
— Отлично.
Спасибо, Ирочка. Идём, Гер, познакомишься со своими подчиненными.
Кухня уже в
свободном и расслабленном состоянии собралась у раздачи. Там же стояли
сотрудники сервиса и клининга. М-да, этим разношёрстным стадом мне нужно управлять
и сделать его единым. Капец!
—... бисквиты
ставит, — шикнула в ухо дяде Паше молоденькая девушка. Судя по кителю,
выпачканному разноцветными кремами, это местный кондитер. На вышивке прочёл имя
«Татьяна».
Мысль о моей
позавчерашней кондитерше тут же связала яйца в узел. Скорей бы её увидеть и…
прихлопнуть, как таракана тапком.
— Кухня и зал,
минуточку внимания, — хлопнул пару раз в ладоши Павел Леонидович. — У нас новый
шеф-повар. Герман Юрьевич Беспалов. Лауреат премии «Золотой Бокюз» — 2016.
Прошу жаловать, а любить необязательно...
— Только
лауреат? — прыснул всё тот же блондинистый повар, и часть его коллег тоже
тихонько поддержала его.
— Игитов, —
совестливо отдёрнул его управляющий.
Вот и
дедовщина. Я открыл рот, чтобы поставить козла на место, но так и застыл. В
кухню тихой мышкой просочилась уже до боли знакомая фигурка. Тёмные длинные
волосы, собранные в хвост, из которого уже выбилось пара прядей. Китель,
выпачканный цветными мазками и кляксами, и на лице, что-то смахивающее на муку
или крахмал. Как следует опоздавшему, девушка осторожно прокралась к своей
коллеге и только тогда подняла глаза.
— А вот и наш
шеф-кондитер — Виктория Андреевна Ларионова, — и дядя Паша ей мило улыбнулся.
В эти пять
секунд всё окружающее исчезло. Мы уставились друг на друга, а весь мир погасил
лампочки, кроме одного прожектора направленного на нас. И это не кадр из
романтичного фильма, где влюбленные обретают друг друга, это сцена попавшего в
клетку птенца и злорадная морда огромного котяры.
Выражения наших
лиц трансформировались с точностью наоборот. Если с её лица схлынула вся
краска, а губами и руками овладел тремор, то у меня возрождался звериный
победный оскал и руки сжались в кулаки.
«Вот ты мне где
попался, рыбий глаз».
Шестая секунда,
и Кексик со всех ног срывается с места наутёк.
— А ну, стоять!
— громыхнул я, как заправский опер и ломанулся за ней.
Не уйдёшь
теперь, паршивка!