Я проснулся с улыбкой.
Вокруг было темно. Светильник погас. «Только масло зря
выгорело», – мелькнула мысль. Через отдушину над дверью пробивался
свет, который давал возможность ориентироваться. Да и если бы было
темно, не беда – я бы все нужное нашел на ощупь.
Потому что я всё вспомнил.
Теперь во мне жило две памяти.
Я помнил, что происходило со мной в течение всей моей жизни на
Земле.
И я помнил эту землянку, этот лес, себя – молодого охотника по
имени Тимос.
Работала эта новая память слегка неудобно. Когда мой взгляд
падал на какой-то предмет, она вытаскивала из глубины все
ассоциации, которые с ним связаны у Тима.
Вот медвежья полость на кровати: это мой первый медведь. Я
выследил его зимой по следам, срубил молодую березку с развилкой,
заточил концы веток и обжег их на костре для прочности. Потом
дождался медведя у пограничного дерева, на котором он оставлял свои
метки, раздразнил его и принял на рогатину. Медведь был не очень
крупный, молодой, но уже успел обзавестись собственным охотничьим
участком.
«Почему зимой медведь не спал?» – удивилась часть меня. «Что,
разве медведи могут всю зиму спать?» – удивилась другая часть меня.
Местные медведи отличались от земных. По воспоминаниям Тима, они
были крупнее, с более длинными лапами, имели короткую и широкую
морду, как у сенбернара, только больше и не такую лобастую.
И так со всем, что я видел вокруг, – любая вещь вызывал пучок
связанных с ней образов. Но работало это кусками, обрывками. Одно
воспоминание могло потянуть за собой другое, но чтобы составить
логичную и цельную картинку, приходилось сосредоточиваться и
заставлять себя вспомнить, как бы задавать себе вопросы.
Это одна проблема. Вторая – воспоминания Тима по большей части
были образными. Если я пытался сформулировать их словами, я начинал
думать на низотейском языке. А если я думал в обычном режиме, я
думал на русском. И совместить одно с другим оказалось чрезвычайно
сложно. Я не мог просто перевести с языка на язык, я или думал
местными образами и словами, или переключался на русский. Не
получалось сформулировать мысль на русском, а потом высказать ее
вслух на низотейском. Это было сложно и долго. А вот сразу подумать
на низотейском – легко и просто, но сложные понятия в этом языке
отсутствовали (или Тим их не знал), да и из известных понятий
сложные мысли составить не удавалось.