Еще от Тима мне в наследство достались навыки движений. Тело
помнило, как бегать, держать в руке лук, бить охотничьим ножом.
***
Этот нож когда-то спас мне-охотнику жизнь. Дело было в конце
позапрошлой зимы.
На мой след встал крупный медведь.
Этот зверь умеет двигаться очень тихо, а у меня под снегоступами
скрипел снег, так что услышал я его, только когда он на меня
бросился. Медведь напал «свиньей», на четырех лапах, быстрыми
прыжками. Времени у меня было – всего пара ударов сердца. Я успел
развернуться, направил копье (зимой крупные хищники нападают на
человека, поэтому приходится ходить с копьем), прижал его к боку и
наклонился вперед, чтобы принять удар зверя всем весом своего
тела.
Рогатина попала хорошо, насколько это возможно при такой атаке.
Наконечник вошел в плечо между левой лапой и шеей, на всю глубину
до поперечины. Это примерно три-четыре ладони (мера длины «ладонь»
меряется поперек ладони, а не вдоль, получается сантиметров
десять). Рана получилась страшная, если бы было время – зверь истек
бы кровью. Но времени не было. Мало убить медведя – надо еще и
самому при этом выжить.
Удар туши хищника, который весил почти вдесятеро тяжелее меня,
откинул меня назад, но на ногах я удержался. Я успел опустить пятку
копья и упереть ее в землю. Наконечник еще больше порвал плечо
медведя, но разъяренного зверя это не остановило. И на расстоянии
от меня не удержало – не хватало длины копья: вот если бы в грудь
попало – хватило бы, а в плечо – нет.
Медведь встал на дыбы, во весь свой трехметровый рост. Первый
удар он нанес лапой. Правой, здоровой, левая у него уже не работала
из-за раны. Мне сверху вниз по плечу попал. На ногах я устоял.
Потом зверь дотянулся пастью и начал грызть мою голову, шею, левое
плечо. Если бы дело было летом, на этом моя жизнь и закончилась бы.
Остался бы без скальпа, без лица и без руки. С такими ранами при
местном уровне медицины не выживают, даже если сразу не истечь
кровью. Но дело было зимой – меня спасли шуба и шапка из волчьего
меха. Прокусить шубу хищник смог, но серьезно порвать меня – уже
нет, только кожу, и то не везде.
Я стоял под весом зверя, упираясь изо всех сил, наклонял голову,
пытаясь уберечь лицо от зубов. До сих пор ярко помню его запах,
шумное ворчание и тяжесть лапы. Копье я оставил, оно так и
упиралось острием в рану зверя, а пяткой в землю. Освободившейся
рукой вытащил охотничий нож. Первый удар направил в левый бок, под
лапу. Нож вошел удачно, по рукоятку. Но толку от этого было мало,
медведь продолжал меня грызть. До сердца я так достать не мог, оно
у него посередине груди, еще и нож мог застрять между ребер.