Я бы так точно не смог. Но великаны несколько иначе относятся к
смерти.
Я рассеянно наблюдал за игрой Тамсина, прокручивая в голове
события последних дней. Дробный ритм наводил на и без того усталое
тело сонное оцепенение. Мысли ворочались медленно, но пока еще
стройно.
Все началось пятнадцать дней назад в маленькой деревушке со
странным и уютным названием Кармовчики. Или шестнадцать?
Неважно.
В Кармовчиках мы оказались случайно, проездом. И тут же узнали,
что накануне в деревне сгорел дом. Сгорел внезапно, ночью, вместе
со всей обитавшей в нем семьей.
Казалось бы, сгорел и сгорел, всякое бывает. Но Хервит сразу
обратил внимание на высохшую траву вокруг пепелища и принялся
изучать место. Закончив, он наорал на нас за то, что мы не видим
очевидного и заявил, что дело нечистое, есть явный шлейф какой-то
твари и надо идти в погоню.
Шлейф — очень своеобразная штука. Специальных органов чувств для
него природой не предусмотрено, так что приходится учиться
использовать существующие. Сильные чародеи воспринимают шлейф
непосредственно разумом, чародеи попроще видят в виде призрачной
дымки, а совсем слабые ощущают кожей и обонянием.
Егеря — слабые чародеи. Зачастую, очень слабые, с крошечной,
едва заметной искрой таланта. Значительная часть обучения в Ордене
посвящена тому, чтобы раздуть эту искру и научить будущих борцов с
чудовищами сносно чувствовать несуществующие запахи и
контролировать собственное тело. На большее мы редко способны, хотя
бывает всякое.
Хервит был груб, но как всегда справедлив. Шлейф и правда
обнаружился, стоило лишь проявить чуть старания. Он приходил к
сгоревшему дому из леса, описывал вокруг пепелища петлю, после чего
вновь скрывался в зарослях. Не очень сильный, но четкий — бери да
иди. Смущала единственная деталь.
— Что за херня… — пробормотал Карсон, сосредоточенно раздувая
ноздри на ходу, — Мы пять минут как идем по следу, а структура уже
раз десять поменялась.
Все согласно закивали. Обычно в шлейфе доминируют одна-две ноты.
Есть и другие, но на них редко обращаешь внимание — незачем. Воняет
могилой и гнилой кровью — упырь, жиром с прелой картошкой —
подземыш, и так далее. Все просто и понятно.
Но с тварью, во внезапную охоту за которой бросился наш отряд,
понятно ничего не было. В шлейфе, который она оставляла, просто не
было главных нот. Вернее, были, но все время разные. Словно шаг
начинало одно создание, а завершало уже другое.