– Все завтра, Михалыч, на планерке, – улыбнулся я и погладил
Стрелку, на что та добродушно закивала и попыталась прихватить меня
губами за плечо.
– Дела-а, – протянул староста нашего хутора, сдвинув соломенную
шляпу на лоб и почесав коротко, почти под ноль стриженый затылок. –
Все хоть живы-то?
– Все, – улыбнулся я в ответ и пошагал вниз.
– Ну, и слава Богу, – Михалыч покачал головой, перекрестился,
вздохнул и поехал к столярному цеху.
Нарезая круги на небольшом пятачке между свежими срубами, Бим
азартно гонялся за голенастой и худой соседской собачонкой с
«дворянской» родословной, но вероятно, заметив мой силуэт, он замер
на секунду, повернул голову сначала на один бок, потом на другой и
с лаем понесся мне навстречу. Голенастая увязалась за компанию и
тоже радостно повизгивала.
– Привет, привет, лохматый, – я присел на колено, но тут же
зашипел от боли, отчего Бим прижал уши и с еще большим азартом
принялся меня облизывать, – ну обслюнявил же всего, все, веди меня
домой!
С пробуксовкой Бим понесся вниз, но отбежав с десяток метров,
вернулся, подпрыгнул и снова побежал вниз, и так повторялось, пока
мы не дошли до дома, во дворе которого, пока позволяет погода и не
жарко, Дениска и Светлана копались в грядках.
– Папка! – первым заметил меня Дениска, бросил тяпку и побежал
ко мне, с разгона запрыгнув и повиснув на шее.
Бим важно выхаживал рядом, с видом – «вот, привел,
воспитывайте».
– Всем привет! – я как можно беззаботнее улыбнулся.
– Вот и папа наш вернулся, – Света поставила на землю
пластмассовый тазик с урожаем помидор, оглянулась вниз, на пирс, –
вплавь, что ли?
Света улыбалась, но в глазах я прочитал тревогу, так с Дениской
на руках и подошел к ней.
– Все обошлось… А давай баньку протопим, а? – я обнял Свету за
талию и поцеловал.
– Дениска, зови брата, наносите воды в баню.
– Ух! Мужички какие! – заметил я, глядя на Андрея, он вышел на
крыльцо и заботливо, придерживая за крошечную головку, гордо держал
на руках маленького Лешку и тоже улыбался, радуясь моему
прибытию.
– Привет, Андрюша, – потрепал я его по выгоревшим на солнце
светло-русым волосам, – дай-ка мне этого карапуза!
Невесомое тельце в свободных ползунках и рубашонке перекочевало
ко мне на руки, Лешка сначала озадаченно сфокусировал на мне взгляд
своих больших, мультяшных глаз, что-то там себе соображая, а потом
протянул пухлую, в перетяжках ручонку, вцепился в мой нос,
расплылся в беззубой улыбке и изрек классическое «агу».