Неспроста говорят, что девушку можно
вывезти из деревни, а вот деревню из девушки нет. Я смирился с тем,
что она уверена, будто все парни золотой молодежи грезят такими
звездами, как она. Я проглотил ее веру в гадание старой шарлатанки,
напророчившей ей печальную судьбу одинокой старости, если она не
выйдет замуж до двадцати одного. Но возвращать сына миллионера
кладбищенским приворотом — это уже борщ.
— Ты уверена, что Алеша Цукерман это
имел в виду, когда хотел разнообразить ваши отношения? —
осведомляюсь я, перекинув рюкзак через забор и подтянувшись. —
Может, любовь до гроба означает нечто другое?
Надо бы завтра абонемент в качалку
взять. Потягать железо. А то расслабился, кое-как свою тушу
перебрасываю через ограждение.
— Если ты не заткнешься, я тебя тут и
прикопаю, — пыхтит она, нервно ожидая, пока я перелезу.
Спрыгнув, выпрямляюсь перед ней и
отряхиваю ладони.
— Просто я знаю более действенный
способ околдовать добра молодца. — Обвожу выразительным взглядом ее
ярко-розовые волосы. До чего же глупая девчонка!
— Обещаю не мешать тебе использовать
этот способ, когда встретишь своего добра молодца. — Она подбирает
рюкзак и топает вглубь кладбища, светя перед собой карманным
фонариком.
Вздохнув, плетусь следом. Надо было
хоть эйрподсы с собой прихватить. Чтобы не слышать хруст мелких
веток под ногами, представляя, что это чьи-то косточки. Хана моим
новым кроссам.
Пинкодик акцентирует внимание
исключительно на парных захоронениях. Вчитывается в надписи на
надгробиях, тяжко вздыхает или грязненько ругается и идет
дальше.
— А что конкретно мы ищем? —
интересуюсь я. — Ну кроме приключений на корму…
— Я ищу супружескую могилу. А ты —
шанс поскорее избавиться от меня.
— Вот супружеская могила, — указываю
влево. — Здесь я от тебя и избавлюсь.
Пинкодик освещает надгробия
фонариком.
— Не-е-ет. Посмотри на годы рождения.
Это мать и сын.
— Как же с тобой весело, — лыблюсь я и
перевожу взгляд на другую парную могилу. — А вон та?
Она бросает луч на широкое общее
надгробие.
— Брат и сестра.
— Да с чего ты взяла?!
— У них отчество одно, — закатывает
она глаза и идет дальше.
Лучше бы она парней так тщательно
выбирала, как бугор земли, на котором будет бубнить страшные слова
и пить мою кровь.
— Есть! — радостно сообщает она мне,
словно нашла клад. — Гляди. Муж и жена. Еще и долгожители. Обоим за
девяносто было, когда умерли.