- Капец, Зверев отдыхает.
* * *
Потом она, еще пятнадцать минут,
что-то со мной делает — разукрашивает морду лица, причесывает,
заставляет ходить по квартире в ее босоножках на серебристых
небольших каблуках и с открытыми носком и пяткой. Туда-сюда,
туда-сюда… Хорошо хоть не жмут, но все равно стоять неудобно, а
ходить муторно. И еще меня напрягают раскрашенные пальцы на ногах —
откуда, почему и отчего вдруг бордовые… Если Карина мне что-то
подмешала, то кто, ногти то, раскрасил? И главное когда? Но
вопросами задаваться некогда, тем более, что Сомова все время
трамбует мой мозг:
- Представишься Гошиной родственницей
— сестрой или племянницей, например. А Игорь, скажешь, срочно
уехал. Выкрутишься, в общем.
Киваю, как китайский болванчик, почти
не слушая:
- Чтобы не сбиться, фамилия пусть
будет Реброва, а имя… Может быть, Маша?
Автоматически бормочу:
- С Уралмаша.
- Ну, сам придумай, какое-нибудь… Но
такое, чтобы не забыть и не перепутать…
Пока старательно марширую на каблуках,
набирая километраж, Сомова уходит, а потом притаскивает в одной
руке черную бабскую сумку под крокодила, а в другой сжимает еще
пару туфель — закрытых лодочек на шпильках. Анька кладет все это
хозяйство рядом с моим портфелем, в котором обычно таскаю ноутбук и
документы, и потом добавляет, кивая на сумку:
- Тут, все самое необходимое… И я,
все-таки, положила упаковку с колготками, пригодятся.
Молча иду дальше, стараясь сохранить
равновесие — меня ее наряды, сейчас, меньше всего
интересуют.
- А еще одни туфли зачем? Как сменка,
что ли?
- Красивые. Ну, не хочешь, не
бери.
* * *
Наконец, выходим из квартиры и идем к
лифту — спускаться по ступенькам на каблуках, даже с моего
четвертого этажа, равносильно попытке суицида. Как только выходим
на улицу, и за спиной захлопывается дверь подъезда, возникает
острое желание ринуться в обратном направлении. Проектируемый
проезд 3538 - это не Бродвей, не Тверская, и даже не Ломоносовский
проспект, но народу, перед которым будет позориться Игорь Ребров в
бабском шмотье, шмыгает достаточно.
Увы, путь к отступлению преграждает
Сомова и я ошалело, ковыляю прятаться за угол, благо, что мы живем
в крайнем подъезде. Слышу Анютин голос и высовываю нос наружу —
обозреть, где она с машиной. До проезжей части,, где припаркован
«Rand