Ничего другого я и не ждала. Да и права на другой ответ не
имела. И когда-то решила для себя, что никогда и ни за что этот
номер не наберу. Но жизнь, похоже, очень любит тыкать нас носом в
наши «никогда» и «ни за что»…
- Папа. - С трудом победила сухость во рту, мешавшую даже языком
пошевелить. - Здравствуй.
- И тебе утро доброе, Настя. - Все так же холодно и по-деловому.
И тишина. Никакой попытки сделать шаг навстречу, облегчить мне этот
разговор. Собственно, я на это права и не имела. Сама оборвала все
нити - самой их снова и привязывать.
- Папа… Прости, что вот так… - собралась с духом, даже глаза
прикрыла. - Мне очень нужна твоя помощь, папа!
Где-то в глубине души была готова к его насмешкам и упрекам. К
тому, что выскажет все о моей неблагодарности и наглости. О том,
что об отце вспомнила, лишь когда жизнь к ногтю прижала. И он был
бы прав. Абсолютно прав.
Вместо этого услышала отрывистое:
- Будь дома. Жди меня. И никому не открывай. Ведь ты же там… в
этой вашей квартире?
- Да, пап…
- Все. Скоро буду. На месте разберемся.
- Спасибо, папочка!
Он ничего не ответил, только вздохнул тяжко. И повесил
трубку.
А я… я позорно разрыдалась. От облегчения, что больше не
одна.
К приезду отца успела успокоиться и умыться. Даже поставила
чайник. Наверняка, он даже не успел позавтракать. Хоть чаем напою,
хотя вряд ли ему понравится мой - самый простой и дешевый, в
пакетиках. Но, как говорится, чем богаты, тем и рады.
Не знаю, откуда ему стал известен мой адрес. Квартиру мы с
Глебом сняли, когда я уже поссорилась с отцом и ушла в
неизвестность, гордо хлопнув дверьми. Первое время
перекантовывались у друзей и знакомых, пока не нашли подходящий
вариант. И никому о нем не говорили: не хотели ни с кем делиться
тем счастьем и покоем, что царили в нашем уютном гнездышке. Или это
мне так казалось, а у Глеба были свои причины?
- Дочь, я сейчас поднимусь. В дверь постучу, тогда откроешь. В
подъезд не выходи. - Папа позвонил, уже подходя к дому. Я из окна
увидела машину, а потом и его самого - идущего твердой, уверенной
походкой человека, знающего все о жизни.
- Папа… Привет. Проходи… - очень хотелось обнять и прижаться
посильнее. Спрятаться у него на груди, как иногда это делала в
детстве. Редко такое случалось, но помнилось замечательно.
- Здравствуй, Настя. А где… этот? - неприязнь в его голосе была
такая густая, что можно было бы потрогать, наверное.