Запоздалое раскаяние было бесполезно
и не приносило облегчения. Безысходность сменялась злостью, а
злость жалостью. Ненависть к Генриху была так велика, что хотелось
его убить. Нет, не убить, искалечить… Чтобы он долго мучился…
У него нет ни малейшего понятия о
порядочности. Для него честь девушки — пустые, ничего не значащие
слова. Да и откуда ему знать, как это важно для Екатерины? Она для
него никто и ничем не лучше продажных женщин, с которыми он
развлекается.
И он прав — она же согласилась
принять его план и взять деньги. Так что она такая же, как этот
негодяй — обычная аферистка, жадная и бесчестная.
Слезы не унимались, отчаяние тоже.
Мысли в голове путались. Сколько времени это продолжалось, девушка
не знала. Наконец она села на кровати, попыталась успокоиться и
мыслить без эмоций и разумно, насколько это было возможно в данной
ситуации.
Генрих сказал, что барон не
гневается. Значит, их подлый план удался. И Генрих прав — Рубикон
перейден. Уже ничего не изменить. Надо доиграть до конца. Главное —
это выдержать.
А потом она найдет способ загладить
свой ужасный поступок перед бароном. Ну а Генриха она будет
презирать и ненавидеть всю жизнь. До мести она не опустится, нет,
это ниже ее достоинства. А деньги этого гада возьмет — хоть
какая-то компенсация за ее позор и унижение.
Екатерина пошла в ванную комнату.
Девушка посмотрела в зеркало и ужаснулась — веки опухли от слез,
лицо было бледно и покрылось красными пятнами. Ее всю трясло.
Волосы растрепались и торчали в разные стороны. Она походила на
кикимору или бабу-ягу.
Но внешний вид сейчас меньше всего
волновал девушку. Ей хотелось спрятаться от окружающего мира, а это
было невозможно. Надо было двигаться дальше, хочет она того или
нет, ведь жизнь продолжалась.
Екатерина наполнила ванну горячей
водой и налила успокоительный настой из трав. В помещении терпко
запахло жасмином и гвоздикой. Затем щедро насыпала порошка, который
когда-то готовила сама для придания сил и свежести и легла в ванну,
чтобы согреться и набраться сил.
Слезы непроизвольно продолжали бежать
по щекам. Каждый раз, когда девушка начинала жалеть себя, она снова
начинала плакать тихо и безутешно. Минуло много времени, вода в
ванне остыла, но Екатерина пришла в себя и хоть немного
успокоилась.
На душе у девушки было по-прежнему
скверно. Она не могла без отвращения думать о Генрихе. Но и себя
она не переставала винить, ведь ее никто силой не принуждал
соглашаться. Она прекрасно отдавала себе отчет, что это
неправильно.