Генрих вздохнул, в очередной раз
вспоминая нелепую ситуацию:
— Молодой человек решил, что я
домогаюсь его подруги детства. Страшно ревнует. Похож на глупого
щенка-подростка — много тявкает и мечется без толку. Фехтует
отвратительно…
— Я сказала, мне не нравится причина
дуэли, — уже с раздражением повторила Полина и со злостью вырвала
руку, которую все еще держал Генрих. — Эта ваша гувернанточка. Как
ты мог опуститься до того, чтобы драться за прислугу?
— Она не прислуга. Мадемуазель
Несвицкая из древнего, но обедневшего дворянского рода. Вынуждена
работать. Тебе этого, к счастью, не понять, — раздражение Полины
вызывало у него удивление.
— Даже я знаю, что нельзя участвовать
в дуэли из-за женщины с сомнительной репутацией. Это пятно на чести
дворянина, — не унималась Полина. — Все будут смеяться мне в
лицо!
Генрих ушам своим не поверил:
— Кто бы говорил! Я дважды дрался
из-за тебя на дуэли, а уж твоя более чем сомнительная репутация
известна всем.
— Не сравнивай меня с ней! — зло и с
ненавистью воскликнула графиня, изменившись в лице.
— Я не сравниваю. Вспомни, до твоего
удачного замужества ты была всего лишь певичкой провинциального
театра, даже не примой. Дочь мелкого чиновника. Если бы не вышла
замуж за графа Рокотова, так и осталась бы простолюдинкой. Он
как-то удачно скоропостижно умер, помнится... — слова Генриха
вызвали очередной приступ ярости у его любовницы.
— Как ты смеешь говорить об этом!
— Просто тебе не стоит забывать о
твоем происхождении... — Генрих продолжал недоумевать. Что так злит
Полину?
— Мое происхождение осталось в
прошлом. Я графиня Рокотова! — гордо сверкнула глазами Полина. — А
не какая-то нищенка из захудалых дворян!
— Да ты ревнуешь! Что за глупости!
Вчера ревновала к девице Розенфельд, сегодня придумала это. Мы с
тобой вместе уже давно, и мы неплохая пара. Так зачем все
усложнять? Перестань и иди ко мне! — он не хотел ссоры и еще раз
попытался обнять любовницу.
Но та злобно оттолкнула его:
— Я не ревную! Меня это просто бесит!
У тебя даже голос меняется, когда ты говоришь о ней!
— Успокойся, эта девушка нам с тобой
не чета. Она из другого мира, где нет лицемерия и распутства.
Чистая и простая. И я ее не интересую, поверь. — Генрих понял, что
Полина права. Он говорит о Екатерине если не с нежностью, то, по
крайней мере, с теплотой.