– О, да, он очень храбро сдавал вандалам африканские города.
Включая последний, Гиппо-Регий, где просидел в осаде несколько
месяцев.
– Это не только его неудача. Но неудачи учат нас быть мудрее, –
сказала августа. – С бесчинством вандалов в Африке необходимо
покончить в короткие сроки. Сейчас под знамена Бонифатия идут
неохотно. Никто не знает, что от него ожидать. Должность магистра
армии подтвердит его полномочия в глазах наемников. За этот
короткий год своего магистерства он сможет набрать необходимое
войско, чтобы вернуть потерянные города…
– Только напрасно потратит время. С вандалами ему не справиться.
Не надо было поднимать мятеж.
– И все-таки дадим Бонифатию шанс. Он станет магистром армии
всего лишь на год – за это я ручаюсь. А потом отправится
отвоевывать Африку у вандалов. И должность магистра армии здесь в
Италии снова будет за вами. – Галла Плакидия вопросительно
посмотрела на Аэция, нисколько не сомневаясь, что он согласится. Да
и как тут было не согласиться, когда от командования его
отстранили, и, что бы он сейчас ни сказал – решение приняли за
него?
*
Дальнейшее было ему безразлично. Приветственные слова августы.
Одобрительный шум сановников. Суета вокруг Бонифатия, едва
державшегося на ногах от слабости. Когда на него возлагали знаки
патриция, он покачнулся так, что телохранителям пришлось подхватить
его под руки, иначе свалился бы на мраморный пол. Аэций взирал на
это с горькой усмешкой. Сколько бы он ни старался, сколько бы ни
потратил усилий, сражаясь ради мира в Империи, титул патриция
полагается не ему, а человеку, развязавшему затяжную разорительную
войну.
– Долгое время мы считали наместника Африки мятежником, а он в
свою очередь несправедливо обвинял нас в вероломстве, –
торжественно провозгласила августа. – Теперь это в прошлом.
Справедливость должна быть восстановлена в полной мере. И первый
шаг уже сделан. Назначение Флавия Бонифатия магистром армии
подтвердит нашу добрую волю.
В зале раздались рукоплескания. Аэций продолжал смотреть перед
собой остановившимся взглядом, словно его это не касалось. На него
глазели со всех сторон, и не было никого, кто пожалел бы, что его
отстранили от должности. Для всех этих людей он был человеком,
совершавшим отнюдь не ошибки, как обласканный августейшим вниманием
Бонифатий, а преступления, следовавшие одно за другим – начиная с
тех пор, как поддержал узурпатора, и заканчивая обвинениями в
убийстве Констанция Феликса.