Акробат шагнул туда, где располагалась спальня, осколки
хрустнули под подошвами его сапог, но, не дойдя, застыл,
поперхнулся, закрыл рот и нос рукавом, отшатнулся назад, за
невидимую границу, посмотрел на Мильвио, чувствуя, что глаза
начинают слезиться.
Смердело разверзшейся могилой.
Треттинец же вел себя так, словно они находились на цветущем
лугу.
— Как?.. — прохрипел Тэо, желая спросить, как товарищ выносит
подобное, находясь здесь не первый день, но его внезапно
парализовало от страшной догадки. — Она...
— Жива. — Мечник указал в соседнюю комнату. Отсюда Пружина видел
лишь угол большой кровати.
— Я могу её увидеть?
— Если тебя не тревожит дыхание кладбища, сиор.
Акробат признался себе, что весьма тревожит, но решительно
двинулся вперед.
И снова застыл. Он смотрел на Шерон, лишь краем сознания
отмечая, как Мильвио остановился за ним.
Она сидела по-карифски, точнее — стояла на коленях, кулаками
упираясь в одеяло и задрав лицо к потолку. И очень изменилась за те
дни, что Пружина её не видел. Похудела еще больше, чем прежде. Кожа
стала бледной и сухой, нездоровой, столь тонкой, что сквозь нее,
казалось, просвечивают кости. Особенно это было заметно на руках и
на скулах. Волосы в беспорядке, спутаны, белых нитей в них
добавилось, а глаза огромные, словно у совы.
Вываренные, как солнце нынешнего дня.
Чужие. Не этого мира.
Глаза чудовища. Или ведьмы из зловещей сказки.
Тонкое левое запястье совсем недавно кровоточило, Тэо видел, что
повязка, которую сделал Мильвио, сильно намокла от крови, а та,
просочившись сквозь бинты, испачкала еще и простыню с одеялом.
Над Шерон, тускло сияя белым светом, точно две маленькие злые
звездочки — кружили кубики игральных костей.
Именно они издавали это отвратительное зловоние, словно
приносили его в спальню со всех погостов мира и полей сражений.
Несколько секунд Тэо смотрел в серое лицо некроманта, на
обескровленные искусанные губы, страшные глаза. Было понятно, что
Шерон его не замечает и словно спит наяву.
— Она ведет битву, — справившись с тошнотой от мерзкого запаха,
произнес Тэо. — Но с кем?
Мильвио положил тяжелую руку ему на плечо, потянул за собой,
прочь из комнаты. Пружина бросил полный сожаления последний взгляд
на девушку, прежде чем пойти за треттинцем.
Стоило лишь преодолеть невидимую границу, как кладбище осталось
за спиной и появилась возможность дышать. Мильвио поднял
опрокинутый стул, толкнул, рассчитав столь ловко, что, проехав по
полу через все помещение, тот остановился перед Тэо.