Ветер взвился вокруг меня еще сильнее, но
княгиня была не робкого десятка. В ее взгляде появилась боль и
отчаянная решимость:
—
Да что ты понимаешь, девчонка?! Это не тебя предал и опозорил муж!
Не в твой дом привет прижитое на стороне дитя! Не тебе приходится
краснеть от колких замечаний подруг каждый раз, когда о ней заходит
речь!
Я
вспомнила своего не состоявшего жениха, боль и растерянность, что
испытывала в момент, когда застала его со своей подругой… И я
смогла бы понять эту женщину, если бы не одно но: Марья не
виновата, что ее отец кобель, а для родной матери оказалось лучше
отдать ребенка ему, и пальцем не пошевелившему, чтобы примирить
свою жену с плодом своей измены. Но я понимала и то, что вымещать
свою боль и обиду на беззащитном ребенке — низко и
недопустимо!
—
Маменька, она совершенно не виновата, что папенька вам изменил! Не
виновата, что сумел проявить свой характер, лишь когда принес ее в
ваш дом! Не виновата, что вы сами не смогли осознать простую
истину, что издеваться над беззащитным ребенком грешно и недостойно
не только княгини, но любого думающего существа! Даже звери так не
поступают!
—
Она виновата в том, что появилась на свет! — раздувая ноздри и
сжимая губы в тонкую нить, процедила княгиня.
У
меня от этих слов сорвало крышу. И в это же мгновение воздух
раскрасился идущим по той же спирали пламенем, цвет которого был
удивительно похож на цвет волос всех представителей рода Раевских.
Вот тут маменька испугалась. Да я и сама впала в шок и
контролировать буйство стихии была не в состоянии — просто не
представляла, как это можно делать! К моему удивлению, княгиня не
бросилась в страхе прочь, напротив, она подбежала ко мне и с
искренним беспокойством прокричала:
—
Дусенька, успокойся! Ради Бога, успокойся! Тебе нельзя так
нервничать, особенно когда твоя сила только ожила! Ты можешь
выгореть!
Легко сказать успокойся, когда вокруг бушует
огненный дракон, рядом еле дышит от оскорблений и осознания своей
незавидной участи сестра, а маменька кричит о выгорании! Меня
потряхивало от переизбытка эмоций, и огненный шквал взвился ввысь
еще активнее! Одно радовало — огонь не обжигал меня саму, иначе я
бы имела все шансы подкоптить свой горячо любимый филей.
—
Мамочки… — вырвалось у меня пискляво.
—
Дусенька, солнышко мое, успокойся! Обещаю, я никуда не выгоню Марью
и буду заботиться о ней, как о своей дочери! Только успокойся,
милая!