— Миранда, деньги на твое «проживание» поступают постоянно. Но,
боюсь, в следующем месяце тебе придется сменить комнаты на верхних
этажах на комнатку внизу. Я слышала, как старшая сестра обсуждала
это с настоятельницей. Твоя семья заплатила меньше, чем обычно, и в
письме Саймон сообщил, что такая сумма теперь будет поступать в
бюджет монастыря.
Действительно, в последний день месяца меня переселили на первый
этаж. Здесь было не так комфортно, как наверху. Комнаты плохо
отапливались, холодная вода для умывания, скудная еда, а также
составлен список дежурства на кухне.
Самым унизительным было для меня, когда пришлось накрывать на
стол для богатых девушек, и одна из них заявилась раньше всех в
столовую.
— Миранда, а я думала, Сьюзен пошутила, когда говорила, что тебя
перевели к нищим.
Последнее слово было выделено едкой интонацией. Я молча
продолжала свое дело, лишь сильнее склонила голову. На завтрак у
хозяек верхних этажей оказались овсяная каша с малиной, горячие
лепешки и ароматный кофе. Это не шло ни в какое сравнение с одним
яйцом, вчерашним подсохшим хлебом и несладким чаем. Негодяйка же
продолжала меня донимать. Она шла следом и саркастично
замечала:
— Говорят, на первом этаже нет воды и слуг, а еще тебя отправят
работать в поле, где твои нежные пальчики огрубеют, и никакой
мужчина не возьмет тебя замуж.
— Заткнись! — не выдержала и рявкнула на наглую девицу. Та
открыла рот, а потом заголосила от возмущения:
— Ты что себе позволяешь?!
Я же, закончив сервировать стол, направилась к выходу. Марианна
догнала меня и, схватив за руку, вынудила повернуться.
— Я не разрешала тебе уходить.
Надо же, а раньше я считала ее доброй девушкой, которая угощала
конфетами тех, кто чистил ее ботинки или стирал вещи. У Марианны
даже была собственная парикмахерша с первого этажа.
— А я не собираюсь тебя спрашивать, — выдернула руку из ее
цепких пальцев.
— Придется, я заплачу монашкам, и они заставят тебя мыть в моей
комнате полы, — усмехалась Марианна.
— Не дождешься.
Я гордо ушла, но в тот же вечер ко мне пожаловала старшая сестра
и заявила, что с завтрашнего дня я обязана буду убираться в комнате
ненавистной Марианны.
Когда я отказалась, меня на ночь заперли в холодном подвале. Так
повторялось еще три дня. Откуда у семнадцатилетней девушки было
столько упрямства и силы воли, удивлялись даже монашки. А я сама не
знала, только понимала одно: если уступлю, то все. Опущусь ниже
первого этажа.