Мать-медведица почти не просыпалась,
ворочаясь с боку на бок. Умка тоже дрых без просыпу. Саньке было
скучно, и он повадился охотиться за белками и зайцами.
Собрав по берлоге мягкий медвежий
подшёрсток, Санька скатал из него довольно прочную верёвку.
Используя найденный летом шершавый камень, на котором он подтачивал
свои когти, Санька сделал веретено и методом проб и ошибок научился
свивать нити, а из них и сплёл верёвку.
Что такое силки Александр знал не по
наслышке. Он и сам часто использовал их раньше, правда из
«нихромовой» проволоки, а верёвку самолично сплёл впервые и был
горд этим.
По снегу босиком Санька бегал, но
только в тёплую погоду. Лёкса связала ему чуни, но Санька их не
любил. Он сам сплёл себе снегоступы из заготовленного летом ивняка
и ловко бегал по сугробам, расставляя силки на зайцев и на
рябчиков.
За лето он не только набрался
витаминов, но и сделал себе заготовки на зиму: грибы, ягоды,
вяленое мясо. Он надрал с упавшей и гнилой берёзы коры и соорудил
из неё и веток что-то, похожее на шалаш и развесил в нём своё
богатство: ветки калины, рябины, палочки с нанизанными на них
грибами.
Шалаш Санёк пристроил к берлоге и
прикрыл его ветками, чтобы не напугать родителей. Мокша и так
поглядывал на сына едва ли не с ужасом, видя, как тот бегает и
лазает по деревьям. А встречаясь случайно с сыном взглядами, сразу
отводил глаза. Он ни разу ещё не взял Саньку на руки, а тот
понимающе про себя вздыхал. Мать ничего не видит, кроме своего
ребёнка: ни его ущербности, ни его отличий от других. Для Лёксы
Санька, не смотря на свою волосатость и не младенческую
предприимчивость, был идеалом.
Лес, в котором обитал Санька, не был
Уссурийской тайгой. Таких высоких деревьев в Приморье сроду не
было. Хотя… Как понимал Санька, возродился он в теле младенца,
где-то в средних веках, судя по одёжке родителей, а в средние века
и в Приморье могли расти деревья-великаны. Но вряд ли жили
русичи.
Дубрава напоминала ему Шипов лес, и
он так для себя и решил, что перенёсся в Воронежскую область. Он
вспомнил, как однажды наткнулся в дубраве на медведицу с двумя
медвежатами, и был вынужден её убить, защищая себя. Медвежата
убежали и так и не выжили. Александр Викторович знал это точно,
потому что видел их останки, порванные волками, и долго
переживал.