— А если нет, то кто ты, чтобы
ставить себя выше меня? — я с трудом проговаривал слова, поскольку
сильнее всего мне хотелось сейчас вытащить меч, но воспоминания о
походе, а также то, что парень на службе хорошо себя
зарекомендовал, удерживали меня от немедленной расправы.
— Я по воле этой девушки испытал на
себе все прелести церковного дознания, — я закатал рукава камзола,
показывая ему тонкие полоски шрамов, которыми у меня были испещрены
все пальцы и кисти, — я, а не ты. И если я после всего этого
разобрался и удостоверился в том, что бедную девочку просто
использовали в своих гнусных целях другие члены рода, то кто ты
такой, чтобы ставить под сомнение ее поведение? А, Карло?
Молодой человек молчал, и, боясь, что
сделаю ему что-то плохое, я с трудом взял эмоции под контроль.
— Завтра тебе дадут расчет, я не хочу
тебя больше видеть, — произнес я, отчего он вздрогнул, — живи в
своей гордости сам. Дом и другие подарки я не буду у тебя
отнимать.
— Елена!
На мой возглас девушка тут же
прибежала, испуганно переводя взгляд с меня, яростно тискающего
рукоятку меча, на мужа, сидящего на коленях.
— Мы уходим, — объявил я ей, — ничего
с собой не бери.
Она вздрогнула, но, опустив голову,
встала рядом, помогая надеть плащ.
Когда мы вышли из дома, я обратился к
молча подошедшему ко мне офицеру охраны.
— Синьор Виго, обеспечьте охрану для
моей дочери. Пусть пять, нет, лучше десять человек всегда
сопровождают ее.
— Слушаюсь, синьор Витале.
Душивший меня гнев стал понемногу
отпускать, а когда мы сели в лодку и направились к дому Бадоэр, из
кармана штанов, которые в этом мире были в единственном экземпляре,
поскольку их тут как бы еще не изобрели, выпал свиток.
— Синьор Витале, — Елена подхватила
его, чтобы не намок, и вернула мне пергамент.
— Посмотри, что я хотел предложить
Карло, — показал я на него глазами, и она, развернув, тихо
вскрикнула, подняв на меня глаза.
— Недаром в Евангелие говорится, что
Господь наш больше всего не любит гордыню. Она первоисточник
остальных грехов, — я покачал головой, — который раз в этом
убеждаюсь.
Девушка перекрестилась, пробормотав
первые строчки молитвы. Забрав у нее свиток, я вернул его в
карман.
По прибытии в дом Франческо я снова
застал у Агнесс матушку и еще двух матрон, которые сплетничали,
попивая в этот раз мой любимый и дорогущий чай. При виде Елены все
даже не потрудились сделать вид, что ее заметили, продолжив
общение, словно она была пустым местом. Поздоровались они лишь со
мной. Это взбесило меня окончательно. Оставив девушку с майя,
которые, конечно же, сразу приняли ее у себя, я, взяв несколько
свитков из своего дорожного сундука, отправился обратно в
Собор.