льшее пространство. На эту боль можно натолкнуться везде: нечаянно открыв альбом с фотографиями, взяв тарелку, подаренную в день свадьбы, перебирая платья, готовясь пойти в театр… Воспоминания настигают тебя. И снова боль наваливается с прежней силой. Мир снова теряет краски.
Так любить нельзя.
Конечно, нельзя. Только как добиться этого «нельзя»? Если каждая клеточка помнит, тоскует, ноет, переживает?
И что в итоге?
Боль перешла жить туда, где когда-то начиналась любовь. Она превратилась в узлы, в спайки, многочисленные миомы, кисты. Чтобы в итоге уничтожить любовь. Выгнать ее из тела. Хотя бы из тела. Иначе погибнет сам человек.
Открылась дверь.
– Пора!
Она в последний раз взглянула на солнечный зайчик.
«Пока! Скоро не будет боли. Не будет обид. Не будет меня прошлой».
Как бы отвечая ей, солнечный зайчик затрепетал и рассыпался на сотню солнечных бликов.
И все озарилось, словно само солнце целиком вкатилось в палату.
Но она уже не увидела этого. Потому что плотно закрыла за собой дверь.
Я просыпаюсь под звуки моего любимого романса.
«Динь-динь-динь – колокольчик звенит…»
Ангельский голос уплывает к небесам, мне хочется заплакать, я прижимаю к себе плюшевого медвежонка, который остался после выросшей дочери.
Динь-динь-динь…
Я уже плачу. Меня переполняет любовь, нежность. Но рядом никого. Только старый плюшевый медвежонок, который помнит руки моей маленькой дочери.
Странно. В доме тишина. Откуда же взялся звук? Я же только что слышала песню в исполнении Евгении Смольяниновой «В лунном сиянье»!
Я выхожу в прихожую. Здесь стоит старый приемник. Он точь-в-точь такой же, какой я подарила когда-то сыну на день рождения.
Когда это было?..
Четыре подружки. Презентация книги. Ирка, журналист, как и я, написала хорошую женскую повесть. Про любовь. Про иллюзии и разочарования. Про жизнь. Мы наглые и самоуверенные. Всё еще впереди.
Тогда приемник украли. Прямо на Иркиной презентации. Он стоил более ста долларов – большие деньги по тем временам.
Ирка вернула мне их с обидой:
– Украли, а я что, виновата? Это вечно пьяный поэт виноват.
Может, и правда, поэт, наш общий знакомый, был виноват: подарил кому-нибудь от широкого сердца. Не свое – не жалко. А может, и нет. Разве в той суматохе, что была на презентации, концы найдешь? Как бы там ни было, давала я приемник лично Ирке.