– Шантажировать кого-либо из нас
благополучием другого не выйдет, увы, – добавила я. – Придется
поискать другие рычаги.
– Да я не потому!.. – мявкнула
девчонка и осеклась на середине фразы, когда я назидательно
впихнула ей котелок.
– Набери воды, – велела я. – А я – за
хворостом. Из-под ивы ни шагу, пока не стемнеет, ясно?!
Девчонка предпочла не продолжать
диалог и молча развернулась к воде. Я понадеялась, что ей хватит
сообразительности наполнять котелок там же, где это делал Уэйт, и
осторожно раздвинула ветви ивы.
Солнце уже вступило в права: долину
заливал яркий свет, и зелень вокруг казалась покрытой тонким слоем
золотистой карамели. Небо было ослепительно синим, без единого
облачка, – больно смотреть. Над зеленоватой водой хищно проносились
стрекозы, то и дело скрываясь в прибрежных зарослях. Издалека
доносился ритмичный стук – слишком мерный и упорядоченный, чтобы
быть случайным набором звуков. Никакого шума голосов, никакого
смеха, никакого пения – ничего, чем обычно разбавляли рутинную
работу люди.
Наземники восстанавливали штакетник.
Вариант «просто нарубить дров», изначально несколько утопичный,
эволюционировал до самоубийственного, и я с сожалением
вздохнула.
А такой хороший был шанс выпустить
пар после этих дурацких мутных расспросов... сообщить, что ли,
девчонке в следующий раз, что можно не разузнавать все исподтишка у
меня, а просто спросить у Уэйта, нравится она ему или нет?
Я представила себе его реакцию и чуть
не подавилась смешком. А потом всё-таки тряхнула головой, выгоняя
из нее неудобные мысли, и двинулась вдоль зарослей, не рискуя
отдаляться от воды.
И что мне мешало просто ответить
«ага, часто» – и оставить девчонку наедине с ее дебильной
наблюдательностью?!.
А теперь и уйти достаточно далеко,
чтобы остыть, не вышло. Ритмичный стук становился ближе и ближе, и
в какой-то момент пришлось смириться с тем, что одна тощая вязанка
хвороста – это все, чем нам придется довольствоваться сегодня.
Выходить к самому селению наземников и ломать (а то и рубить!)
ветки прямо у них над ухом – развлечение для совсем отчаявшихся; да
и моя спина начала намекать, что на ее долю за последние два дня
выпало многовато испытаний и ещё и хворост – это уже перебор.
Я отломила-таки ещё одну ветку у
обвалившегося ствола раздвоенной ивы – половина дерева живая и
зелёная, вторая половина лежит на земле, будто обозначая границу,
за которую людям хода нет – и повернула назад. Спина ныла
немилосердно.