– Маруся, – раздался в темноте входа за моей спиной самый родной
и близкий голос, – деточка, пойдем я тебя в кроватку уложу,
одеяльцем накрою. Папенька нескоро еще приедет... еще недельку
подождать надо, деточка...
Она говорила еще что-то... Но я не слышала. Глазам стало горячо,
слезы текли по щекам сами. Я так хотела повернуться и увидеть ту,
что говорила. И в то же время до одури боялась это сделать. Вдруг
это просто голос... Не мама...
– М... ма... – смогла я прошептать онемевшими, непослушными
губами, – ма...
– Опять замычала, – хохотнула толстая женщина, – вот что деньги,
Васка, делают. Даже такая дурища замуж выходит.
– Ты, Ирка, не болтала бы, – ответила Васка голосом моей мамы, –
пойдем, деточка, – она взяла меня за локоть, мягко и нежно. Как
раньше...
– М...м-ма... – снова попыталась позвать ее, но все мышцы
одеревенели от холода и не слушались... И даже челюсть как будто бы
заклинило.
Васка накинула на меня одеяло, накрывая с головой, и прижала к
себе.
– Ты б ее привязывала, что ль, – протянула задумчиво Ирка, – а
то ведь холодно уже. Помрет еще, тебе потом господин барон голову
открутит. Матушка так и делала, за ногу к кровати привяжет – и на
целый день по своим делам. А то б до восьмнадцати лет не дожила бы
эта убогая...
– Не собака ж она, на привязи-то сидеть, – вздохнула Васка и
повела меня через открытые настежь, несмотря на холод, тяжелые
дубовые двери монастыря, – дите несчастное...
– Да уж как же! – Ирка все ворчала и не могла успокоиться. – Что
ж несчастная? Сейчас вон замуж за барона выйдет и заживет
припеваючи. Лекарь сказал, детям болезнь-то не передается, так что
деток нарожает, и все хорошо будет.
Я не поняла... Они про меня, что ли?!
Васка вела меня в неизвестном направлении вглубь здания,
беспрестанно причитая, обнимая и кутая в грязное лоскутное одеяло,
которым я укрывалась на крыльце. Я пыталась стянуть с себя вонючую
тряпку, но не получалось. Руки не слушались и только едва заметно
трепыхались вдоль тела. Я пыталась остановиться, но ноги шли сами.
Пыталась закричать, но не могла разомкнуть челюсти. Все тело
скручивало болью, и все было таким зыбким... Как будто бы
ненастоящим. Больше всего хотелось упасть и исчезнуть. Все, что
происходило сейчас, не могло быть правдой. И только объятия Васки
удерживали меня в сознании... Мне хотелось увидеть ее лицо. Больше
всего на свете.