Я
от таких откровений поначалу опешила, но вовремя опомнилась и
отступила на шаг:
—
Знаете, Френсис, я вас, наверное, удивлю, но у роз, которые вы мне
присылали, очень много острых шипов, и если бы я улеглась на
подаренное вами богатство, то последнее, что ощутила бы — это
мягкость лепестков. Но если вы так настаиваете, то я бы с
удовольствием усадила на подобное ложе вас. Поверьте, ваш крик
порадовал бы всех окрестных кумушек. И кажется мне, что это был бы
отнюдь не стон страсти.
Некоторое время он напряженно всматривался в
мое лицо, а потом запрокинул голову и расхохотался:
—
Евдокия, вы неподражаемы! Неужели вы напрочь лишены
романтики?
—
Вас это может удивить, но романтика в моем представлении должна
хоть как-то соотноситься с практичностью. Поверьте, если ваш голый
зад познакомится хотя бы с одним шипом, вы тут же примете мою точку
зрения. — Заинтересованный мужской взгляд почему-то метнулся к моим
вторым пока еще не девяносто. — Не обольщайтесь, я такой дурью
никогда не страдала.
—
Евдокия, чем больше я с вами общаюсь, тем больше убеждаюсь, что
хотел бы свести с вами более близкое знакомство. Но вы упорно не
даете мне и шанса! Почему? Я же вижу, что вы сразу имели в
отношении меня некоторое предубеждение.
—
Что, вам уже не хочется со мной поквитаться за ароматическую атаку?
— решила я соскочить с темы личных отношений.
—
Хм… звучит неплохо: ароматическая атака… — Он задумчиво отпил
несколько глотков. — Но нет, не хочу. Вы довольно доходчиво
объяснили мотивы этого поступка. Хотя, признаюсь, поначалу я
собственноручно хотел вцепиться в вашу нежную шейку. До сих пор
руки чешутся…
—
И я могу вас понять, — улыбнулась. — Но все же советовала бы вам
держать руки при себе.
—
Евдокия, почему же вы так настойчиво отталкиваете любые мои
ухаживания? — он смотрел пристально, изучающе.
И
ведь не отцепится же! Но не говорить же ему, что я знаю, что он
шпион! Но намекнуть, пожалуй, могу.
—
Потому что вы тот, кто вы есть, Фрэнсис. И нам не по
пути.
Он
пристально на меня посмотрел:
—
Вы правы, Евдокия, мы те, кто мы есть, но что мешает нам встать на
один путь? — медленно проговорил он.
Это что же, вербовка?
—
Может быть, то, что если эти пути соединяться, то я перестану быть
собой, а для меня это недопустимо?
Граф хотел еще что-то сказать, и даже снова
сделал ко мне шаг, но в этот момент дверь в комнату со стуком
отворилась.