Сжигаемый РЭБ-атаками, в любых
обстоятельствах, будь то вакуум или горящая кислота… однако
рукоятки управления должны сработать. Но как это сделать, когда
мертвы все экраны? Почему-то никто не об этом не подумал. Может,
потому, что эта расположенная в центре корабля комната была данью
традиции и не могла быть использована ни для чего, кроме
самоуничтожения? Кнопка его исправно светила индикаторами
готовности, но не сейчас. Пока руины грозной боевой машины могли
ещё что-то сделать, нужно было драться. Никто не предполагал, что в
этих рычагах вообще будет необходимость.
Я попробовал связаться хоть с кем-то.
Полумёртвый искин пытался ретранслировать сигнал через остатки
оборудования. Мне ответил командир штурмовиков. Они как раз были
около внешнего корпуса. Мы часто общались, и я его узнал по
голосу.
— Улдис, твои могут выйти на броню? —
спросил я бойца.
— Да, товарищ непилот-капитан, —
бодро ответил штурмовик, хотя, зная, сколько времени он провёл в
бою, надо отдать должное его бодрости.
— Либо ты, либо кто-то, к кому я могу
подключиться, пусть выйдет на броню и сядет сверху разгонной шахты.
Пристегнётся тремя тросами. Смотрит прямо по направлению, ничего не
делает. Только обязательно, ты слышал? Это приказ! Обязательно
пристегнуться к броне не меньше чем тремя фалами страховки,
остальных парней, кто успеет добежать, сажай в антиперегрузочные
кресла. Если не можете, где-нибудь там цепляйтесь к корпусу, скоро
дёрнет.
— Так точно! Сам сделаю, у меня
офицерский канал, общий давно не работает.
Через несколько минут мне уже
транслировали картинку с камеры боевого скафа. Глазами штурмовика я
видел изуродованный корпус, сожжённую вместе с десантом богомолов
командную рубку и вывернутые прямыми попаданиями дыры, ранее бывшие
ангарами для кораблей. Боец закрепился на броне и смотрел вперёд,
вдоль разгонной шахты. Я очень осторожно подавал питание на
маневровые двигатели. Ещё ни разу в истории космофлота корабли
подобного класса не управлялись прямыми переключателями на глаз,
через сидящего на броне парня. Энергии было полно, реакторы,
размещённые в глубине корпуса, исправно давали мощность, а системы
накачки наполнялись под максимальные значения. Пожалуй, кроме
энергоблоков, сейчас ничего и не работало. Драный корпус, выжженные
системы ПКО. Полусумасшедший искин, потерявший 98 % датчиков, выл
новорождённым ребёнком. Всюду рвались коммуникации, размораживаемые
космическим холодом и перегружаемые бесконтрольно подающейся
энергией.