Тут его рывком остановили, дернули как марионетку, легкие
сдавило, огромный кулак дал под дых.
Держа руки у лица, Саша пытался подтянуть ноги к подбородку,
выпрямить спину, но вдруг понял, что опоздал. Отключаясь, он видел
звезды.
***
- Пап, я уже не могу-у!..
За папой я не успеваю. Конечно, ноги у него длинные, он
взрослый. Глаза у него прикрыты веками, они как козырьки
светофоров, а на лбу блестят капли пота. Все потому, что
жарко.
Мимо нас идут прохожие. Они все большие, как мой папа. Папа
тянет меня за руку, а я уже бегу и обгоняю его, а он дергает меня
назад, так что я снова отстаю.
Он молчит. Папа слышал меня, но все равно идет очень быстро. Я
снова отстаю, а в плече у меня что-то щелкает - больно. Я тихонько
плачу, беззвучно. Слезы текут, но папа не смотрит. И хорошо: он не
любит, когда я плачу. Сейчас он не замечает ни машин, ни
прохожих.
Нужно идти быстрее, чтоб папа больше так не дергал. Вдруг он
вырвет мне руку, и что я тогда буду делать? Неудобно, наверное,
будет играть. И как водить машину? Папа обещал, что научит водить
нашу «жигульку». У нее лупоглазые фары, и она как будто всегда
удивлена или испугана.
Мы идем на Комсомольскую площадь. Там такой высокий черный
гробик, и на нем солдаты и звездочки. Вокруг трава и цветы, иногда
- флаги, на праздники.
Незнакомая тетя смотрит на меня. Потом глядит на папу, хмурится
и поджимает губы.
Ладошка уже вспотела, но папа не отпускает, потому что так я
отстану, а нам нужно идти быстрее.
- Сейчас уже сядем на автобус и поедем домой, - говорит
он.
Я молчу, потому что мы поедем на Стачки, а мама
осталась в настоящем доме, вместе с бабушкой Таей и
Барсиком.
- Хочу пить.
Папа, наверное, не слышит. Но нет, он чуть повернул голову. Мы
стоим на светофоре, и я начинаю подпрыгивать и дергать его за
руку:
- Папа, я хочу пи-иить!
Он точно слышит, и от этого немного злой, так что в груди у меня
возникает колючий комок. Лучше бы не злить папу, а то он меня
никогда не привезет назад, и маме запретит приезжать.
Мы переходим дорогу, и я вижу какую-то блестящую штучку, хочу
поднять, но папа тащит меня дальше, по искрящимся, как снег,
полосочкам «зебры». Там, где светофоры, на дороге почти везде белые
полоски. Почему их так называют, ведь зебры - это белые лошадки с
черными рисунками на шерстке?