Этой инфой я тут же поделился с
братом. Он обрадовался, и, задав через меня пару уточняющих
вопросов, скомандовал отход.
— Как разведаете, приходите туда. Мы
вас будем ждать. Хоть до весны, — пообещал он, пристально глядя на
монаха, перед тем как тяжело сидящий в воде «Ворон» отвалился от
стенки.
— Пошли, брат Вальтер, покажешь нам,
где тут у вас и что.
***
Монастырь на самом деле оказался
маленьким. И бедным. Бедность, или как заявил нам наш провожатый —
нестяжательство, была одной из заповедей устава. Без всего, без
чего можно обойтись, братья старались обойтись.
— Мы смиряем свою плоть, — пояснил
брат Вальтер пока мы шли внутрь, — до самых морозов не зажигаем
огня, чтоб согреться. Мысли о Спасителе, молитва и пост греют наши
души.
Вот как? Я скептически покосился на
монаха, пост греет? Но тут же, спохватившись, придал лицу
доверчиво-придурковатый вид — ну как же, меня ж только что осенили
истиной!
Как выяснилось, когда-то здесь и в
самом деле хотели построить замок. Затеял это один феодал с Ирене,
но остров оказался маленьким, отдаленным от остальной цивилизации и
торговых путей. Замок тут был бы совсем не в тему, и идею
забросили. А уже возведенной стеной воспользовались монахи редкого
и немногочисленного ордена Пуртоверинцев.
Кстати, все копья и правда оказались
оставленными сразу за калиткой, буквально — в небольшой нише
коридора, проходившего сквозь весьма толстую стену.
Внутри обнаружился храм, которым наш
провожатый не замедлил похвастаться, и даже провести нас внутрь,
благо храм не закрывался. Полностью каменное строение оказалось
небольшим и абсолютно пустым. В смысле — ни тебе портьер из дорогой
ткани, ни богатых подсвечников и канделябров. Свет должны были
давать деревянные плошки с маслом, с пристроенным фитильком.
Алтарь, сложенный из грубых камней — и всё. По сравнению даже с
деревенскими — образец минимализма.
Жили монахи в одноэтажном домике,
притулившемся к самой стене. Побольше, конечно, чем крестьянские
халупы, размером если не больше наших длинных домов, но... Узкие
низкие коридоры, низкие маленькие комнаты — у меня чуть не начался
приступ клаустрофобии. Сыро, холодно, темно. Ладно у нас ночное
зрение, а люди то как?
Порой, мне начинало казаться, что в
своем показном отказе от всего более-менее ценного монахи
скатываются в некую разновидность гордыни, но говорить им об этом
не стал.