Тсс...кажется, я беременна - страница 7

ЮНОНА «Эти глазки, эти голубые глазки... эти сказки, эти неземные сказки — лишь ловушка...» — почему-то вспомнилось Юне, хорошо хоть петь не начала.— Ну доброе утро, давайте знакомиться. Я — Михаил Валерьевич Лукьянов, управляющий. Вы, я так понимаю, та самая Синицына, о которой я так много слышал?Юнона почувствовала, как краской заливает лицо и становится тяжело дышать. Это несправедливо! Она медленно окинула взором притихших сослуживцев, делающих вид, что именно сейчас они усердно работают.Молча кивнула Лукьянову и уже хотела пройти к своему рабочему месту, но он легко ухватил ее за плечо.— И вам неинтересно, что именно я слышал? — Слегка ухмыляясь, спросил он.Юнона набрала в грудь побольше воздуха и сжала кулаки.— И чего же такого интересного вы слышали? — Пропищала она, не сразу узнав свой голос.Синицына прям всеми фибрами души чувствовала, как напряглись коллеги, как навострили свои длинные и чуткие уши, как сжали свои хм... ну вы поняли, что они сжали. Все-таки одно дело за спиной сплетничать, а другое — в лицо получить такой удар. Наверно ее кто-то даже жалеет в этот момент, например секретарша Аня, застывшая изваянием в дверях кабинета. Юнона огляделась, пытаясь найти еще сочувствующих, но увы... все в этот момент уставились в свои мониторы, отчеты, договоры, делая вид, что они не при делах и вообще работают.Работницы...Лукьянов все держал эффектную паузу, длящуюся мучительно долго, и Юнона честно уже хотела пойти домой. Вот прям так — развернуться и потопать отёкшими ножками по морозному городу прям до своей улицы, свернуть по пути в пекарню, запастись свежими ароматными булочками и зарыться в них с головой. Валяться в теплой скомканной постели до самых родов, заедая тоску пирожками и тортами и жалеть себя до морковкиного заговенья.Синицына так ярко представила себе эту жалкую картину, что даже плечами передёрнула. Ну у ж нет, зачем ребенку такая мать слабовольная? Нет, нет и нет, товарищи, мы еще повоюем!— Я слышал, — наконец соизволил ответить управляющий, — что вы неплохой специалист, но очень уж любите опаздывать. И пока второе я подтверждаю лично.Улыбка вдруг спала с лица нового начальника и Юна поразилась метаморфозе, произошедшей с ним.— Будьте добры побыстрее занять свое рабочее место. Потому что в первом утверждении ваших коллег я уже не уверен.Развернулся на сто восемьдесят градусов и скрылся в своем кабинете в то время, как Юнона пыталась прийти в себя. И что это сейчас такое было?***Синицына очень старалась взять себя в руки и настроиться на рабочий лад, но в голову упорно лезли эти синие брюки и вкрадчивый голос «И вам добрый вечер!». И надо было ей стошнить именно на этого человека... это в миллионном городе, где шанс встретить одноклассника в своем районе равен почти нулю, ее вырвало именно на этого красавчика с голубыми глазами.Что уж он там себе напридумывал, одним богам известно, но наверняка подумал, что она пьяна. И это в центре современного искусства, в театре на площади самого Владимира Ильича Ленина. Стыдоба-то какая, кто бы знал!И ведь не подойдешь к нему и не скажешь, мол, вы знаете, уважаемый Михаил Валерьевич, я просто беременна, и именно поэтому испортила ваши такие дорогие отутюженные брюки.«Господи, скорее бы в декрет. Сколько там осталось?»После обеда рабочий телефон Юны не умолкал ни на минуту. Всех как прорвало. Ну верно, скоро Новый год, клиенты стараются как можно быстрее оформить договоры и получить свой товар. Юнона за неделю больничного даже немного отвыкла от рабочей суеты и успела подустать от утомительных клиентов.— Алло, девушка, позовите мне Юнону Синицыну. Она беременна и...— Бабушка!— Ой, это ты что ли, милая? А я-то думаю, чегой-то голос такой знакомый.— Ты с ума сошла? — Прошипела Юна в трубку, — А если бы кто-то другой взял?— Да ладно тебе, внученька, я же знаю, что это твой персональный рабочий телефон.— Но я могла отойти и трубку реально взял бы кто-то другой!— Я хоть и бабушка, но еще не пожилая. Голоса отличить могу. — наставительно произнесла Клавдия, — Ты не ерепенься, а лучше готовься к важному событию. Возможно, самому важному в твоей жизни.Юнона глубоко вдохнула и спокойно спросила:— К какому, бабушка?Впрочем, Юна еще с детства усвоила, если бабуля сразу не сказала, то уже и не скажет. Важное значит важное, а уж какое — дело десятое.— Вечером узнаешь. Я за тобой заеду ровно в пять, будь готова.***Остаток рабочего дня прошел в штатном, хоть и сумбурном режиме. И ровно в пять Юнона, как и обещала бабуле, стояла на проходной в ожидании знакомой красной «пятёрки».В отличие от Клавдии Юнона ездить не решалась ввиду своей невнимательности. Права она получила еще пять лет назад, но дальше автошколы дело не пошло. Юнона с детства витала в облаках, и сосредоточиться на чем-то одном ей просто не представлялось возможным.Зато Клавдия крутила баранку столько, сколько Юнона себя помнила, а скорее всего даже больше. Сама бабушка утверждала, что права получила в двадцать пять, а учитывая, что сейчас ей "немногим больше сорока", то примерно лет пятнадцать назад. Ну вы понимаете...Бабуля, кстати, за рулем успевала и за дорогой следить и дела обсудить.Ярко-красная пятерка лихо затормозила перед парадной и слегка обрызгала грязью Ирину Ивановну, начальницу Юниного отдела. Та неприлично грязно для дамы её лет выругалась и в ответ получила из водительского окна жест. Тоже неприличный и тоже от дамы.Юнона хотела было уже сделать вид, что это не за ней, но бабушка открыла пассажирскую дверь и крикнула:— Ну, чего растопырилась посреди дороги? Прыгай давай!И пришлось Синицыной садиться. На Ирину Ивановну она старалась не смотреть, зато та рассматривала ее в упор.«Чувствую меня ожидают весёлые денечки», — с тоской подумала Юна и вновь вздохнула.Что-то слишком часто в последнее время она стала вздыхать.— Куда едем? — все-таки спросила она бабулю и уж точно не ожидала, что та ей ответит.— К жениху.— К твоему?— Мне-то зачем? — удивилась Клавдия, — У меня уже есть. К твоему.— Какому моему? Опять ты начинаешь!— Огонь у нас бабуля, да? — раздалось с заднего сидения, и машина резко вильнула с сторону.Клавдия притормозила у какого-то магазина прямо под знаком «стоянка запрещена» и возмущенно воздела руки к потолку.Потом обернулась и подмигнула Коле:— Шаришь, внучек! Весь в бабку!— Вы меня с ума сведете! — воскликнула Юнона, — И вообще-то бабуль, так на минуточку, вдруг ты забыла… Я в положении, а ты так резко тормозишь, разве так можно?— Ох ты ж, точно! Ладно, внучата, придётся младшего с собой таскать. Да и к лучшему — пусть учится, скоро сам по девкам пойдёт.Юнона отвернулась к окну и промолчала. К бабулиным закидонам привыкнуть сложно даже спустя двадцать пять лет совместного или околосовместного проживания. А уж посторонним с ней общаться - так вообще беда.Хотя нет, не двадцать пять, а восемнадцать. Первые семь лет жизни Юны бабушки в ней точно не было. Потом она откуда-то появились и внесла, так сказать, вечный праздник в их размеренную и спокойную жизнь. Синицына подозревала, что Клавдия и впрямь вернулась из мест не столь отдаленных. Хотя бабуля до сих пор наводила туману.Ехали под Френка Синатру пока не оказались возле старого особняка, настоящей городской достопримечательности.— У нас бал? — ехидно спросила Юна. Где-то на задворках памяти всплыло, что сей архитектурный объект два раза в год сдают под городские балы и прочие околосветские тусовки. Чтоб значит помпезно, да с губернатором и лентами.— Окстись, мне сорок пять, а не восемьдесят шесть. Я тебя скорее на дискотеку привезу, чем на этот пережиток дореволюционной эпохи!— Бабуль, сейчас их даже дискотеками никто уже не зовёт.— Мда? — заинтересовалась желавшая вечно быть в обойме Клавдия. — И как называют, говоришь?— Ну тусовка, я не знаю...вечеринка, клуб...— О! Клуб — это я знаю. Помню, когда мне было около двадцати мы тоже ходили в клуб при колонии.— Какой колонии? — сладким голоском переспросила вмиг притихшую бабулю Юна, но та не зря в свое время получила кличку Клава-партизан. Если ей о чем-то не хотелось говорить, то хоть режьте, не скажет.— Колонии бургундских бабочек. Там мужик держал, возле клуба. Ох и потусили мы тогда, аж вспоминать грешно!Коленька заржал и Юна быстро цыкнула на него, чтобы замолчал и вообще не слушал чужие взрослые разговоры.— И вообще, отцу скажу, пусть выпорет тебя хоть раз. Может поумнеешь.— Ну тебя-то точно не пороли, учитывая, что я скоро стану дядькой. — вновь засмеялся брат и Юне очень захотелось его лично отходить крапивой.Вспомнилось как в детстве они с закадычной подругой Иркой и ее старшим братом Валеркой перелезли через забор на территорию хладокомбината, находившийся прямо у них во дворе, в надежде стибрить мороженое. Плана как такового не было, почему-то они были свято уверены, что легко найдут брикеты и всё-всё утащат. И есть будут неделю это мороженое. А потом за следующим полезут. Потому что не фиг делать его таким дорогим!И перелезли вроде удачно и даже практически обнаружили путь следования в поисках халявного мороженного, как вдруг совсем близко раздалось грозное «ррр».— Бежим! — крикнул Валерка и потащил сестру за собой, в сторону больших бетонных кругов. Юну конечно же никто не тащил, она бежала сама, да так, что казалось, будто подошвы старых сандалий трещат и искрятся от бега. В круг она залезла последней, Валерка тут же забаррикадировался тяжелой деревянной конструкцией и тут они услышали спасительное «Выходите».Ребята осторожно выглянули наружу — собак и след простыл, зато над ними возвышались работники хладокомбината.Мороженое им кстати дали, так же, как и ремня. В Юнином случае она получила по голым ногам крапивой. Мать в сердцах наподдавала так, чтобы навсегда отбить охоту лазить по чужим территориям и воровать.Так что она вполне могла возразить Коле, что пороли ее однажды, но не стала. Будет потом каждый раз ей припоминать.Клавдия наказала Коле ждать в машине, а Юну потащила с собой, в памятник городской архитектуры.— Ты мне уже скажешь, зачем мы туда идем? — возмутилась Юна, вырывая руку из бабушкиного цепкого захвата.— Потерпи, скоро все узнаешь.Синицына сжала зубы. Не грубить же бабуле. Они подошли к главному входу, открыли тяжелую дверь и оказались в большой зале.Впереди возвышалась белоснежная витая лестница, ведущая наверх, справа высокая запертая дверь, слева лилась тихая музыка и на входе по стойке смирно застыл симпатичный швейцар.— Тут недавно открыли ресторан, кухня, скажу тебе отменная! Как в Париже и Лондоне… — подмигнула бабуля невозмутимому парню и продолжила, — Аркадий, конечно, не красавец и возможно немного нудноват, но он хорошо зараба...— Бабушка! — возмущённо пропыхтела Юнона, — Какой на фиг Аркадий? Что происходит?— Не кричи! Кругом люди!— Какие люди? Вон тот лысый старикашка в костюме, взятом напрокат в секонд-хенде? Это он-то люди? Ишь уставился!— Тсс... это вообще-то он.— Кто он? — Юнона застыла посерди зала под неодобрительными взглядами официантов.— Ну он, — прошептала Клавдия, — Жених.— То есть ты хочешь сказать, что это и есть тот самый Аркадий? — ахнула Юна так громко, что лысый мужчина тут же промокнул лоб салфеткой и махом выпил бокал вина, стоявший на его столе.— Да. Это он. Я же предупреждала, что Аркаша не красавец. Зато он щедр и добр, а это в наше время самое главное.Юнона потащила Клавдию в обратную сторону.— А как же любовь, бабушка? — пыхтела она, с трудом преодолевая силу сопротивления Клавдии.— Ну какая любовь, деточка? Тут бы выжить, а ты всё знай талдычишь - любовь да любовь. Была у тебя уже любовь, и что с того? И вообще, пусти. Сама не хочешь с Аркадием крутить, тогда я пойду. В конце концов я тоже еще молода и прекрасна, и вообще у него вон бутылка вина мне ровесница. Я не могу позволить выпить ее в одно лицо.— Бабушка! Ты меня с ума сведешь!Юнона хотела было ей сказать, что бутылка может ей и ровесница в отличие от Аркадия. Это для Юны он казался старым некрасивым дедом, а для бабушки в сыновья годился. Однако она промолчала.