— Как он только там поместился? — я заглянул внутрь, не находя
впрочем ничего интересного.
— Да что тут помещаться, он и до болезни, как воробушек был, —
откликнулась квартирная хозяйка и ее голос вдруг задрожал. — А как
слег, то и вовсе уже и пить, и есть перестал.
Я сверился с записями.
— Десять дней тому назад Константин Меликов слег с нервной
горячкой, верно? Вам известно, что послужило причиной припадка?
Хозяйка только грустно покачала головой:
— Кто же знает-то? За обедом еще с Костей виделись, он у меня
столовался, щей две тарелки съел, такой у него аппетит был, да все
хвалился, как он вечером на благотворительный бал пойдет, да на
попечителя какого-то вживую смотреть. Я таким счастливым его и не
видела никогда. А на следующий день, как к нему за оплатой комнат
зашла, он в бреду уже лежал, даже с кровати подняться не мог. Так
все семь дней и метался. Я уж его кормила как могла, пыталась капли
сердечные давать, да выходить не смогла, — женщина с тяжелым
вздохом опустила голову. — Костя он такой хороший был всегда.
Добрый. За что ему такая смерть?
— Вы нашли тело три дня назад? — я вновь сверился с
показаниями.
— Да, пришла утром с лекарствами, вижу: дверь открыта, а его
нигде нет, только возле кровати футляр лежит от его контрабаса, и
из него край тряпочки торчит. Такого же цвета как у Кости ночная
рубашка, — хозяйка всхлипнула. — Я защелки открыла, а там он лежит.
Мертвый. И лицо у него страшное такое, будто он самого Сатанаиила
увидел.
Хозяйка широко перекрестилась и покачала головой.
— Я и сама от его вида чуть Богу душу не отдала, хорошо еще на
крик соседи прибежали, иначе бы и не знаю, что со мной теперь
было.
— За время болезни к нему кто-нибудь приходил? Или возможно ему
были угрозы? Или в бреду он говорил что-то важное?
Квартирная хозяйка лишь отрицательно покачала головой и когда
все вопросы закончились, я отослал ее прочь, после чего осмотр
комнат продолжился.
— Есть мысли? — я спросил Ариадну, проверяя, какие выводы может
сделать механический мозг.
— Футляр, в котором нашли жертву, явно принадлежит имеющемуся в
доме контрабасу. Царапины от ногтей или следы других попыток
выбраться из него отсутствуют, что говорит нам о том, что учителя
положили в него уже после смерти. Об этом же свидетельствуют
пружинные защелки футляра, которые не могли бы защелкнуться
самостоятельно.