- Что именно?
- Во-первых, командир батареи, огонь которой вызвал на себя
Малевич, в рапорте написал, что слышал в рации ваш голос, а не
Малевича, хотя радиометка сигнала принадлежала Малевичу.
- Ну и? Можно подумать, он знает наши голоса наизусть.
Радиопомехи делают все голоса похожими, если что.
- Во-вторых, катапультное кресло Малевича несет следы
повреждений, которые не оставляют шансов пилоту, в нем
сидевшему.
- Так Малевич и погиб, если что.
- Ага. Но то, что от него осталось, было найдено в одном месте,
а катапультное кресло – в паре сотен метров. Как такое могло
случиться?
Я засопел.
- Так в моем рапорте содержится исчерпывающий ответ на этот
вопрос, если что.
- Не-а.
- Ага.
- Ну, значит, я невнимательный, - сказал Радонич, - потому что
не нашел там объяснения этого парадокса.
- Так его там и нет.
- А только что вы сказали, что есть, и я записал это на
диктофон.
- А, так значит, все-таки ловите, да? Нет, я сказал, что рапорт
содержит ответ на вопрос «как такое могло случиться?». При этом я
не говорил, что этот ответ объясняет парадокс.
Следак заиграл желваками.
- Сержант, вы издеваетесь?
- Нет. Отвечаю на ваши вопросы так, как вы их задаете. И сейчас
еще раз, для самых бронелобых, повторю то, что написано в моем
рапорте. Примерно в тот момент, когда Малевич вызывал огонь на
себя, у меня в кабине бушевал пожар, а я пытался вручную запустить
заклинившую катапульту. И меня занимал только один вопрос: что
случится быстрее, я катапультируюсь или получу второе попадание. А
если не получу, то удастся ли мне катапультироваться или я просто
сгорю к чертям собачьим. При этом у меня уже сгорел кабель
подключения нейрошлема, так что я был полностью слеп и не знал, что
происходит снаружи. И даже если бы я захотел выглянуть через
смотровой прибор – я не смог бы этого сделать, потому что амбушюр
визора уже горел ясным пламенем, как и почти все в кабине. Именно
поэтому нет ни малейшего смысла спрашивать меня о последних
секундах Малевича: я не знаю. Я в этот миг горел в собственном
бронеходе и по этой причине совершенно не интересовался внешним
миром.
Повисла тишина, а затем лейтенант заметил:
- Вы везучий парень, сержант. Вы оказались заперты в пылающей
кабине с заклинившей катапультой. Ваш бронеход выгорел дотла, а вы
отделались легкими ожогами менее чем двадцати процентов тела. Всего
две незначительные пересадки кожи. Везение сказочное, я бы
сказал.