- Да, провал, - откликнулся Ягода.
- Мне нечего добавить, - тут же вставил Серебрянский.
- Очень, очень странная история, граждане. Выглядит так, будто
побег двух опасных врагов с убийством конвоира кто-то попытался
представить внедрением агента во вражескую среду. Так называемая
операция «Канкан». Кто именно работал по ней, гражданин Ягода?
- Капитан Чеботарёв, гражданин следователь, из Иностранного
отдела ГУГБ.
- Генрих, имейте совесть! И перед ним будете извиняться как
передо мной?
- Молчите, Серебрянский! Я вам слова не давал, - подполковник
повысил голос. – Канкан, надо понимать, это пошлый буржуазный танец
с высоким выбрасыванием голых бабских ног. И где Чеботарёв? Как
фамилии тех двоих беглецов?
- Слуцкий должен знать, - подсказал Ягода, и Серебрянский с
омерзением догадался, что за месяц после ареста привычка
подкидывать обвинения бывшим подчинённым превратилась во вторую
натуру низвергнутого наркома. - Но Слуцкий не имеет права их
называть без прямого приказа товарищей Ежова или Агранова.
- Не вопрос, - отмахнулся Мешик, записывая слова о Чеботарёве в
связи с операцией «Канкан». – Я разберусь, где кончаются ваши
агентурные игрища, а где начинается очковтирательство. Оперативная
разработка фашистского шпиона в советской тюрьме относится к
прерогативе контрразведки, какого чёрта ИНО полез не в свои
дела?
Ягода промолчал, Серебрянский напомнил, что к началу «Канкана»
уехал в Испанию и не в курсе, как принимались решения в ИНО.
Подполковник задал несколько технических вопросов, дал расписаться
на бланке обоим. Серебрянский попрощался. Ягода не шелохнулся.
В тот день через допросную в Лефортово прошли многие, стопка
исписанных бланков протокола очной ставки ещё больше распёрла
толстый том уголовного дела. Эйхманс, Кацнельсон, Агранов,
Заковский, Реденс, Леплевский в один голос топили Ягоду и
открещивались от его обвинений. Кто-то без особых эмоций, кто-то с
возмущением, но практически все – с затаённым страхом. Комиссары
госбезопасности внутренне дрожали перед подполковником, точнее
говоря, перед силой, которую он олицетворял, всесокрушающей мощью
НКВД, безжалостной, если прикажут, по отношению к собственным
солдатам и генералам.
Совсем по иному сценарию прошло свидание с Семёном Фириным,
ранее служившим в управлении лагерей. Едва конвойный втолкнул его в
камеру, тот вонзил в Ягоду указующий перст и разразился длинной
тирадой, повествуя о приказе наркома создать в одном из учреждений
ГУЛАГА несколько боевых групп из авторитетных
уголовников-головорезов для государственного переворота в стране.
По команде Ягоды Фирин должен был переправить боевиков в Москву с
заданием уничтожить руководителей партии и правительства, а также
захватить важнейшие объекты.