Будильник спит со мной как женщина, под одним одеялом, чтоб не
гремел на всю мансарду. Он тормошит меня в четыре часа. Бью по
кнопке, иначе через тонкую перегородку железный петух разбудит
соседей. Минута нужна для прогрева ламп.
Ночной эфир на коротких волнах полон звуков. В наушнике пищит,
трещит, щёлкает, далёкая музыка перебивается морзянкой.
Наконец, нужная волна. Последовательность цифр необычно
короткая. Я торопливо чёркаю карандашом. Цифры повторяются.
Сейчас буду выглядеть как настоящий идейный нацист, в пятом часу
утра раскрываю «Майн Кампф» двадцать восьмого года издания и
внимательно рассматриваю гитлеровскую нетленку. Первая цифра –
номер страницы. Вторая – номер строки. Как не сложно догадаться,
третья означает номер буквы в строчке. Получается полная
тарабарщина, последний рубеж защиты перед въедливым взломщиком
шифров. «А» с двумя точками наверху, мудро обзываемая «умлаут»,
стоит на втором месте в немецком алфавите, пишем «Б». «D» занимает
пятое, соответственно – «Д» и есть. Метод шифрования надёжный, но
громоздкий, в итоге на листике образуется единственная строка. Но
какая! Остатки сна и лени сдувает словно штормом.
«ДЕМИС ПАРИСУ ВАС ВЫДАЛ ПРЕДАТЕЛЬ УХОДИТЕ»
Руки, сжигающие бумажку, нервно вздрагивают, я нешуточно
обжигаюсь. У шпионов железные нервы? Плюньте в лицо придумавшему
эту глупость!
Провал. Конкретный, качественный. Шах и мат одним ходом.
За окном брезжит ранний летний рассвет. Виски буравит
раскалённый гвоздь. Головные боли досаждают реже, и то – если
сильно нервничаю. Не слышно ни тормозов автомобилей Гестапо, ни
грохота сапог по лестнице. Нужно бежать налегке в одну из явочных
квартир, оттуда ждать эвакуации в Союз. Тем более Парис, согласно
гомеровской Иллиаде, бегал весьма недурно. Правда, кончил
плохо.
Беру себя в руки в прямом смысле слова – обхватываю плечи.
Приступ мигрени постепенно отпускает, возвращается ясность в
мозгах.
Старые контакты ИНО ГУГБ, опиравшиеся на Коминтерн, оборваны или
засвечены. Если у меня и есть шанс спастись, то лишь пробравшись в
советскую дипмиссию в надежде, что сограждане вывезут из Рейха в
багажнике посольской машины. Реалистично? Вариант отметается.
Далее, если Гестапо пасёт старые явки ИНО, а уж за входом в
посольство СССР оно наблюдает непременно, то моё появление
означает: вот он я, советский нелегал, вяжите, пока тёплый.