- Но тебе удалось.
- Да! – я наливаю бессчётную чашку чаю. – Мой как бы дядюшка
проявил интерес к разгрому «лиги Волльвебера». Но в Гамбурге я чуть
не спалился.
- И как выкрутился?
- Присоединился к засаде на боковой улице, обстрелял мужчину в
полицейской форме, затем портовую проститутку с «Браунингом» выше
головы, - виновато улыбаюсь и отмечаю в который раз, что зажившие
послеоперационные шрамы не затрудняют мимику. Теперь я больше похож
на покойного арийца, чем на Теодора Неймана. – Их добили. Антон с
каким-то толстяком двинул наутёк. Я прикрыл их неуклюжее убежище. В
общем, операция признана успешной, группа под моим командованием
ликвидировала двух красных… Чёрт. Наверно, скоро стану чемпионом ГБ
в стрельбе по своим.
- Не станешь! – тёмные еврейские глаза Серебрянского смотрят
грустно и строго. – В Москве сейчас такой чемпионат…
- Слышал, да.
- Половина СГОНа под стражей. Ежов, ничтоже сумняшеся,
каламбурит – сгоняй в кучу новых. Будто это комсомольский набор:
кинул зов и навербовал профи экстра-класса. Вот где ответ на твой
вопрос, почему не нашлось никого другого, чтобы вытаскивать Антона
из ловушки. Людей катастрофически не хватает!
Повисла пауза. Мы сидим и молча думаем. Как мне кажется – об
одном. Арестован Ян Берзин, предпоследний патриарх советской
разведки. Последний ветеран безмолвно курит передо мной.
Сегодня полетели к чёртовой матери все правила секретности. Я
могу спрашивать о чём угодно, с расчётом получить если не совсем
правдивый, то, по крайней мере, вполне толковый ответ.
- Волльвебер меня видел. Даже если не срисовал, достаточно
обмолвиться после ареста, что в Гамбурге эсесовский офицер прикрыл
ему отход – и мне конец. Возвращаться в Рейх опасно, из-за той
истории я как на бомбе с тикающим часовым механизмом. Здесь имею
шанс присесть в соседнюю камеру с Берзиным. Скажи, дядь Яша, зачем
оно нам?
Наверно, многие начальники на его месте разразились бы
идеологически выверенной болтовнёй о долге, чести, Родине и иных
ценных, но слишком уж заезженных вещах. Не думаю, что Серебрянский
меня разочарует.
Он смотрит долго, оценивающе. Быть может, просчитывает вариант
скомандовать «руки за голову» и выдернуть волыну?
- Вот что, Тео. Скажу тебе одну вещь, которую понял, когда узнал
о расстреле Артузова. Честно признаюсь – было страшно. Каждый день
ждал приказа об эвакуации в Москву и очень тёплой встречи. Даже
сейчас, ради тебя, летел в Союз с опаской. Опытный шпион-нелегал
способен раствориться бесследно, сменить страну, облик… Ты,
продержавшийся полтора года у нацистов, запросто сбежишь, оборвав
концы.