Жаль, сейчас лошадь взять негде, и неизвестно, сколько придется
брести по лесу пешком.
Ничего. Сдюжит. Куда ей деваться? Жить-то хочется. И не только
жить, но и свое себе вернуть. Прятаться всю жизнь Алька не
собиралась.
Выждав, пока не только из виду отряд скроется, но и топот копыт
затихнет, Алевтина приподнялась сначала на корточки, а затем,
болезненно охая и придерживаясь за ствол ближайшего дерева, и
встала на ноги. Надо было куда-то двигаться. Рано или поздно ее
пропажу обнаружат – и будут, конечно, искать. Двигаться обратно по
дороге нельзя – заметят сразу, а конные догонят быстро. Значит,
надо уходить вглубь леса. А там видно будет. Может, встретится
какое-то село – авось, уж не откажут добрые люди царевне-то своей в
приюте.
…Идти пришлось всю ночь. Алька всегда считала себя сильной и
выносливой – сколько в детстве с мальчишками дворовыми бегала! Ох и
ругался батюшка тогда… а уж как Наина кривилась!
А после занятий верховой ездой первое время место, откуда ноги
растут, так болело, что ни сесть, ни встать, да и ходить
раскорякой. Наутро, казалось, и вовсе из постели не подняться. А
потом ничего, попривыкла. Бывало, без малого по два часа в седле
проводила и даже рысью лошадь пускала. Небось, Наинка бы и получаса
не вытерпела. Что там – секунды бы на лошади не удержалась! Да и из
боярских дочек – уж точно никто.
Хотя, послы сказывали, в заграницах благородные девицы
сызмальства верховой езде обучены были. Собственно, только
благодаря этому и удалось когда-то батюшку уговорить, чтоб ей
учиться позволил. А то все говорил – неприлично, мол.
Правда, потом оказалось, что заграничные барышни как-то
по-хитрому в седле сидят, да и седло у них особое – дамское.
Приличное, значит. Только когда это выяснилось, было уже поздно –
Алька выучилась ездить, как заправский солдат, а чтоб исподним не
светить, под сарафан нарочно мужские портки поддевала. Все уж и
привыкли, что царская дочка то ли за заграничными модами следит, то
ли просто с придурью.
…Только вот теперь оказалось, что для ходьбы долгой тоже особая
привычка нужна, навроде как на лошади чтобы сидеть. Казалось бы –
что за премудрость, иди себе и иди, знай переставляй ноги. Поначалу
думала и вовсе бежать, только в темноте да по буеракам неспродручно
оказалось.
А после выяснилось, что и от ходьбы можно очень даже устать.
Особенно с непривычки, да по лесу, где то нога соскальзывает, то
кочка некстати подворачивается, то ветки по лицу хлещут да за
одежду цепляются. И сапожки ее – любимые, удобные мягкие сапожки со
звонкими каблучками – вовсе для звериных троп не приспособлены.