— Элька! — повышает голос мама.
Из всех слуг у нас осталась только кухарка и её нерадивая
племянница, которую в другом доме за нерасторопность просто не
будут терпеть. И раз в три дня бывает приходящая служанка…
— Госпожа, — Элька появляется минуты через три, хотя должна бы
ждать у дверей, как только экипаж подъехал к дому.
Я уже успела сбросить накидку, расшнуровать уличные туфли,
переобуться.
Оставив Эльку помогать маме, я бросаю, чтобы принесла мне
горячий чай и устремляюсь в рабочий кабинет. Пока не прочту
завещание думать ни о чём не смогу. Оригинал хранится в потайной
нише за натюрмортом вместе с другими важными документами. В
отдельной картонной папочке. Траурной. Раньше я завещания избегала.
По странному совпадению составленное отцом накануне гибели, оно мне
казалось голосом мертвеца, и я суеверно боялась. Умом понимала, что
это обычный документ, бумага, исписанная чернилами и заверенная
печатью. Но всё равно ничего не могла с собой поделать, и боялась,
что, открыв и прочитав, потревожу смертный покой отца.
Мне было четырнадцать тогда…
С тех пор страх никуда не исчез, но сейчас я чувствую себя как
никогда готовой встретиться с призраком.
Кабинет встречает меня тишиной и щекочущей нос пылью. Ни Эльку,
ни приходящую служанку я к документам не подпускаю, прибираюсь
сама. Давненько я с пылью не воевала… Я зажигаю светильники, плотно
задёргиваю толстую гардину — случайные зрители с улицы мне не
нужны. И подхожу к двери, прислушиваюсь — Элька всё ещё возится
внизу, чай быстро не принесёт, залезть в тайник не помешает.
Я прикрываю дверь, подхожу к натюрморту, с которого на меня
скалится череп с кровавым маком в левой глазнице и карточным веером
вместо воротника. У папы своеобразный вкус. Был… Сдвинув натюрморт,
я нажимаю на левый верхний кирпич, и ниша беззвучно открывает свой
зев. Внутри стоит деревянный ящик. Я его вынимаю, переставляю на
стол, а нишу закрываю и завешиваю натюрмортом.
Руки слегка подрагивают, когда я открываю грубо сколоченную
крышку. Сердце срывается в галоп. Я колеблюсь, детский страх
напоминает о себе. Хватит! Я рывком вытаскиваю папки и со дна ящика
достаю ту самую: тонкую, чёрную, без подписей.
Я возвращаю остальные папки в ящик, а ящик отставляю на тумбочку
за столом, чтобы с прихода не бросался в глаза — незачем Эльке его
видеть. На столе остаётся только траурная папка, и я медленно её
открываю.