— Госпожа!
Дверь ударяется о стену, я вздрагиваю.
Элька!
— Простите, госпожа! — вины в голосе не слышится. Знает, что не
накажу. Поначалу я пыталась воспитывать, но быстро поняла тщетность
затеи. Эльку не переделать.
— Чай?
— С кексом, — гордо добавляет Элька.
— Спасибо.
Элька ставит передо мной поднос. Я дожидаюсь, когда она уйдёт и
обхватываю ладонями горячий чайник — греюсь. Знаю, что неприлично,
но ведь никто не увидит. Пальцы слегка покалывает, и я с
удовольствием жмурюсь. Минутная отсрочка радует, но я себя
пересиливаю, отпускаю чайник и раскрываю папку.
— Здравствуй, папа…
Ничего не происходит, никакие призраки меня не тревожат,
документ спокойно лежит, как и положено неодушевлённой, нетронутой
магией вещи.
Узнаю почерк отца — ровные, без наклона, округлые буквы. На
шарики похожи. А строчки — на вытянутые в ряды бусы.
Взгляд цепляется за дату. Отец составил завещание через день
после подписания моего брачного контракта и за три дня до своей
гибели. А накануне проигрался в пух и прах. Настораживающие
совпадения, но сейчас не до них.
Я поднимаю взгляд к началу документа. Итак, завещание.
Буквы складываются в слова, слова — в предложения. А перед
мысленным взором мелькают воспоминания. Маленькая, я любила отца
детской безусловной любовью и верила, что он точно также любит
меня. Он играл со мной, потакал детским капризам, разрешал шалить и
безобразничать. Даже когда я стала постарше, он весело подкидывал
меня к самому потолку, даря чувство полёта. Тогда я не сомневалась,
что это любовь. Сегодня мне кажется, что он от меня откупался.
Много ли маленькой девочке надо? Ради меня, ради семьи отец не
отказался от карт. Ладно, обойдёмся без грандиозных жертв. Но
выдели конкретную сумму на своё развлечение и жёстко соблюдай
финансовые рамки. Отец границ не признавал. Чаще ему везло, но
бывало, что он проигрывался до нитки. Сиюминутный азарт ему был
важнее благополучия жены и дочери. Любовь ли это?
Маму он точно не любил, не уважал. Договорной брак, основанный
на голом расчёте. Не скажу, что он плохо относился к маме. В
общении с ней он был мил, улыбчив, обходителен. Только вот за
неизменной вежливостью скрывалось убийственное равнодушие.
Я делаю очередной глоток. Чай приятно согревает горло, я больше
не дрожу.
Итак…
Унылое философское вступление о бренности бытия я просмотрела
наискось. Я убеждена, что научить можно лишь тому, что умеешь
делать сам. Логично же! Так почему каждый неудачник норовит дать
жизненный совет? Папа закончил жизнь небогатым, несчастливым,
молодым. На обочине. С коротким лезвием в боку под левым ребром.
Прости, папа, обойдусь без твоих наставлений.