– Уфа, – говорила она, – Уфа! – и звонко, молодо хохотала.
– Дэy-эни>1, как это? – прибежал я к ней.
– А вот так: один сказал: – Уф! Другой спросил: – а? – И получилось – Уфа.
Бабушка вновь довольная рассмеялась, а я все не понимал, приставал к ней.
– Ай тебя, сынок, ладно уж, слушай, – наконец сдалась она. – Есть такая легенда, я слышала ее еще от своего отца. Жили-были два бабая. Были они бедные-бедные, старые-старые, но очень любопытные. Ну прямо как ты, – осенило рассказчицу. Посмеиваясь, прошла она к дивану, не спеша села.
– Жили они в своем ауле, жили, да однажды один бабай другому и говорит: «Слушай, Габдулла-карт>2, я вот все думаю, куда это наша Агидель>3 течет? Течет и течет, а куда – один Аллах знает».
И решили тогда старики, что надо это дело проверить: куда течет река? Так и пошли они вниз по реке. Долго шли – три дня и три ночи. И дошли до высокой-высокой горы, что нависла над берегом. Сообразили старики, коль скоро заберутся на гору, то и увидят сверху, куда несет свои воды большая река. А гора крутая-крутая, вскарабкаться на нее стоило бабаям больших трудов. То и дело рисковали они сорваться с кручи, да, видно, шептали они слова молитвы, раз Аллах не дал им такой напасти. Наконец, один из них, что был помоложе да пошустрее, добрался до самой вершины, сел на камень и громко выдохнул: «Уфф!». А другой не расслышал и тоже громко спрашивает снизу: «А?». Туговаты были на ухо бабаи. Вот эхо и разнесло: «Уф-ф-а-а-а!» Удивились старики, закричали радостно: «Уфа! Уфа!». А эхо мощно вторило: «Уфа-а-а!»
Понравилось бабаям на этой горе. Они даже забыли, зачем лезли сюда. Вернулись в свой аул и рассказали всем про эту чудесную гору. И захотелось людям увидеть ее своими глазами. Весь аул пришел к ее подножью: и стар, и млад вскарабкались на вершину, да так тут и остались. Вот и появился на свете наш город Уфа, – закончила бабушка и вновь посмеялась, радуясь хорошему концу своей легенды. И я тоже засмеялся и захлопал в ладоши: «Уфа! Уфа!»
Морщинки весело разбежались по белому лицу бабушки. Дэу-эни сбросила платок, встряхнула и вновь повязала по-старушечьи – двумя концами вниз. Такой она мне и запомнилась навсегда: веселой, чистенькой, белолицей.
Вскоре в доме появилась моя маленькая сестренка, а бабушка навсегда исчезла из него в ту же зиму. Помню, как холодным вечером пятьдесят третьего года в комнату вошли мать с отцом. У мамы лицо заплаканное, а отец курит все и молчит. Понял тогда, что бабушка моя умерла. Я не плакал, потому что не понимал еще о смерти ничего. Только удивлялся: как это – бабушки больше никогда не будет?