— Завтра мы отправимся патрулировать лес, — прошептал он. —
Вернёмся, когда выпадет первый снег… Ты только не исчезай. Я найду
тебя.
Он как будто чувствовал, что исчезнуть я хочу прямо сейчас, сию
же минуту. На крыльцо выскользнула Рамина и, открыв было рот,
осеклась и уставилась на Стража. Впрочем, её замешательство длилось
пару ударов сердца. Она тут же всё смекнула. Она была просто-таки
экспертом насчёт всего, что касалось влечения, а потому тут же
подмигнула Стражу и ляпнула:
— Что, понравилась тебе Сония? Так бери, всего-то пять монет в
час! — и она расхохоталась, чрезвычайно довольная своей
деловитостью.
Я видела, как его губы дрогнули, но он ничего не сказал. В
последний раз пронзил меня глазами, резко развернулся на каблуках и
пошёл прочь. Я понимала, что он никогда не вернётся, что глупо было
скрывать очевидное, что бесцеремонная подруга избавила меня от
ужасных мучений — ну как бы я призналась ему в том, кто я есть на
самом деле? Когда призналась бы? Когда он зашёл бы в следующий раз
и увидел меня на коленях у какого-нибудь пьяного торгаша или
офицера? Но всё-таки это было невыносимо. Смотреть, как Солнечные
стражи уходят прочь по вымощенной камнем дороге. Их старший,
растеряв всю серьёзность, отпускает шуточки, огненная волшебница
громко смеётся, и только Эдвин смотрит себе под ноги и раздражённо
поводит плечом, когда его пытаются подбодрить. Я закрыла глаза —
моё солнце погасло. На меня упала нескончаемая тёмная ночь.
В тот вечер я сказалась больной, хотя было очевидно — ни Мартин,
ни Кьяра не поверили мне ни на минуту, заставив уплатить штраф в
десять монет за «блаженное безделье», в которое я погрузилась,
забившись в свою каморку. У меня не было жара, я не покрылась
сыпью, да и руки-ноги были на своих местах, но силы покинули меня:
я не могла ни открыть глаз, ни пошевелиться. Я свернулась в тугой
клубочек, натянула на нос пропахшее пылью и мышами одеяло и
пыталась прислушаться: бьётся ли ещё моё сердце? Жива ли я ещё
после того, что случилось со мной? И что, собственно, со мной
случилось?
За минувший год много чего произошло, начиная с того памятного
дня, когда меня с позором выкинули из вестенского приюта, и
заканчивая «Усатым волком» на краю света. Мне пришлось
познакомиться с такими чуждыми прежде вещами, как пожирающий нутро
голод, отчаянный холод, ночёвки в стоге сена и незнакомцы, готовые
отнять человеческую жизнь из-за жалких медяков в кошеле или пары
серёжек. Один мальчишка, которого я попросила научить меня драться,
после нескольких уроков объявил меня абсолютно безнадёжной. Я не
могла ударить живого человека ни кулаком, ни палкой, ни тем более
ножом. Каким бы негодяем он ни был — это противоречило моей
природе.